2. Итак, что мне оплакивать прежде всего? На что мне прежде всего горько сетовать? Дни, к которым были обращены наши желанья, обернулись для нас слезами, так как Валентиниан вернулся к нам, но не таким, каким мы его ждали. Однако даже своей смертью он пожелал исполнить обещание, хотя и до предела горьким стало его присутствие здесь, которое было таким желанным. О, пусть бы его не было с нами, лишь бы он был еще жив! Но он не стерпел, когда услышал, что итальянским Альпам угрожает враг — варвар, и предпочел подвергнуть себя опасности, оставив Галлию, чем быть вдали от нас во время нашей беды[12]. Мы сознаем свою великую вину перед императором, потому что он хотел прийти на помощь Римской империи и это стало причиной его смерти, причиной, достойной славы. Воздадим же нашему господину дань слезами, потому что он заплатил нам дань своей жизнью.
3. Однако взывать к слезам нет необходимости. Плачут все: плачут те, которые не знали его; плачут те, которые боялись его; плачут те, которые не хотят плакать; плачут даже варвары и даже те люди, которые, казалось, были его врагами. Сколько рыданий исторгнул он у народов на всем пути из Галлии сюда! В самом деле, все оплакивают его по-родственному, как будто это умер не император, а их общий родитель; все скорбят о его смерти, как о своей собственной. Ибо мы потеряли императора, скорбь по которому усугубляют две вещи: молодость его лет и зрелость его ума. Потому я и плачу; как сказал пророк, «око мое изливает воды, ибо далеко от меня утешитель, который оживил бы душу мою»[13]. Затуманились глаза не только телесные, но и духовные, и каждое чувство притупила некая слепота; ведь меня лишили того, кто преобразил мою душу, вырвав ее из глубин отчаяния и обратив к высокой надежде.
4. «Послушайте, все народы, и взгляните на болезнь мою: девы мои и юноши мои пошли в плен!»[14] Но когда стало известно, что они из областей, подвластных Валентиниану, то они вернулись свободными. Враг-варвар вел войну с юношей-императором и, забыв о своей победе, помнил об уважении к нему. Он по своему собственному побуждению освободил тех, кого взял в плен, сказав в свое оправдание, что он не знал, что они из Италии. Мы готовы были отгородить Альпы стеной, но достоинство Валентиниана не позволило ему положиться ни на эту ограду, ни на речные потоки, ни на глубокие снега, и он, перейдя через потоки и Альпы, защитил нас стеной своей императорской власти. Поэтому я бы привел здесь начало «Плача» пророка о том, как одиноко сидит Италия, некогда полная радостей
