Железом по белому | страница 21
«В дорожном мешке лежит еда» — осторожно намекнул желудок.
Лежит-то она лежит… Но, будучи в мундире, сидеть и жевать, подобно простолюдину… Как-то это… Неправильно.
Вольф проглотил слюну и отвернулся к окну.
За окном проплыли крашеные бурым суриком дощатые заборы и дощатое же здание с потемневшей вывеской «Миррей».
Место назначения.
Граница с Фюнмарком.
Возможно, в других обстоятельствах Вольф бы оценил иронию — из-за стычки с фюнмаркскими диверсантами они вчетвером попали на глаза высокопоставленным людям, и теперь он послан на границу с Фюнварком. Но сейчас ему было не до того. Впрочем, будем честными — иронию ситуации Вольф не оценил бы в любом состоянии.
Он не любил иронию.
2
— Младший сотник?
— Так точно.
Вольф подошел к стоявшему у здания вокзала — вернее, дощатого строения, явно не заслуживающего этого гордого названия — человеку в форме королевских егерей. Кто еще в армии будет носить бороду, как не егерь? Даже если предположить, что найдется человек, не узнавший зеленый мундир с красной опушкой.
— Фельдфебель Кунц, 45-ая егерская рота. Имею приказ доставить вас в расположение.
Номер роты можно было и не называть, он, в соответствии с уставом, написан на бронзовой кокарде, что полумесяцем сияла на черном кожаном кепи унтера… подождите…
Рота?
Роты, даже егерские, не нумеруют. Номера носят полки.
Память, всю дорогу вылезавшая с разной никому не нужной чепухой, как назло, молчала, как проклятая.
— Почему рота нумерована?
— Мы — отдельная рота, выделенная из тридцатого полка. Шесть унтеров, сто сорок штыков.
— А командует вами кто?
Кунц, до этого быстро шагавший в сторону коновязи, где их ожидали два невысоких конька мышастой масти, приостановился и с недоумением посмотрел на Вольфа:
— Вы.
Глава 11
3
Вольф остановился окончательно. Повернулся к Кунцу:
— У меня предписание — поступить в распоряжение к командующему егерями. Ты хочешь сказать, что я должен поступить в распоряжение к самому себе?
Фельдфебель занервничал. Во-первых, он давным-давно уяснил, что спорить с офицерами — себе дороже. Во-вторых же… Он видывал всяких офицеров: горлопанов, угрожающих трибуналом, и мясников, бросающих солдат под картечь, садистов, обожающих избивать черную скотинку, и аристократов, относящихся к подчиненным как к грязи, трусов, прячущихся за жестокостью, и дураков, скрывающих свою глупость за уставщиной. Всяких. Но таких, как этот мальчишка в черном мундире, он еще не встречал. Весь этот офицерский зверинец был… предсказуемым в своей жестокости. А вот этот парнишка… Застывшее лицо, похолодевшие глаза, мерный, механически правильный и оттого пугающий голос — старый фельдфебель просто не мог понять, чего ждать от нового командира. И это пугало.