Я попытался подсчитать бутылки, чтобы предъявить этот счёт первому встречному метателю. Но никто не кидал на моих глазах бутылок. Предъявить счёт было некому.
Ночью мне приснился сон. Всех бутылкометателей затолкали в огромную бутылку. Они барахтались в ней и скользили по стеклу, как хлебные вредители жуки-кузьки, которых мы собирали на полях в школьные годы.
«Не надо нас в воду! — вопили бутылкометатели. — Мы больше не будем!»
…В конце пути фигура браконьера представлялась мне уже иной. Она была неопределённых форм, рыхлой и расплывчатой. Она всё время меняла свои очертания, и воевать с ней было трудно, удары как бы приходились в пустоту. Фигура была составной. Она складывалась из тех рыбаков, которые густо сидели в резиновых лодках и раскидали вокруг крючков больше чем в двадцати перемётах, и из тех неизвестных, которые скатили в речку вонючую бочку из-под солярки. В неё входили лесорубы, которые бензопилой «Дружба» валили зелёные деревья на берегу неподалёку от села Верхняя Тойда. В ней можно было разглядеть того стрелка из города Боброва, что пальнул забавы ради из двустволки в налетевшую цаплю-чепуру и, к счастью, промахнулся. Беззаботные бутылкомстатели дополняли безобразную фигуру браконьера. Я устыдился, когда вспомнил, что однажды выплеснул в реку сажные помои из котелка. Значит, и я прилепил к бесформенной браконьерской фигуре свой кусочек, тоже навредил немножко Битюгу — маленькой речке, которую так легко испортить. Которая вырастила тенистые леса на берегах, а в лугах — пышные травы. Которая кормит, укрывает и радует многих птиц, рыб и зверей.
И людей, конечно, тоже.
МОЛОЧНЫЕ РЕКИ, СЫРНЫЕ БЕРЕГА
Рано утром из лесу донеслась музыка. И глухой дробный топот множества ног.
«То ли ещё будет, ой-ёй-ёй!»— предупреждала певица.
Показались коровы. Они бежали на луг, возле которого я встал на ночлег. Это было похоже на утренний кросс горожан «трусцой от старости». Лидер кросса, крупная пятнистая корова с кудрявой чёлкой между голубых рогов, прибежала на выгон, протрубила о своём первенстве и принялась жадно, с хрустом драть траву.
Послышались жестяное бренчание и скрип. На опушку выехал на разболтанном дамском велосипеде пастух. За ним в траве змеился чёрный, мокрый от росы кнут. Велосипедные колёса отчётливо выписывали число «88». Пастух на ходу сошёл с седла, подтолкнул велосипед, и тот сам ткнулся в куст, упёрся в него рогами. Кнут замер, как пригревшийся уж.
— Здорово ночевали! — сказал пастух. На нём была выгоревшая пляжная кепочка. Таинственный лунный свет стоял под её синим прозрачным козырьком.
