Большой ящик из-под макарон я накрыл клеёнкой с нарисованными на ней шестерёнками и кувшинчиками. Получились сразу и стол, и буфет, куда я прятал хлеб, посуду, чай и сахар. Койка в моей комнате уже стояла. Осталась от кого-то в наследство. Бугристая и шаткая, но спать можно. А табуретку мне подарили соседи. Для полного комфорта мне теперь не хватало лишь медвежьей шкуры. Это красиво и романтично, когда в комнате лежит шкура какого-нибудь крупного страшного хищника. Кроме того, если спать на медвежьей шкуре, постепенно становишься сильным и бесстрашным. Так я слышал, по крайней мере.
— А ты сходи к Осьмухе, — посоветовали мне, — Есть тут такая бабушка-медвежатница.
Бабушка Осьмуха жила в отдельном домике с голубыми ставенками. Честно говоря, я никак не мог представить, как выглядит медвежатница. Густобровая, небось, и усатая, ступает вперевалку…
Едва я звякнул кольцом калитки, между геранями в окошке показалось приплюснутое старушечье лицо. Поверх приплюснутых очков на меня глянули голубенькие глазки. То ли ставни покрасили под цвет глаз, то ли глаза подголубили заодно со ставнями…
Бабушка-медвежатница оказалась небольшой бабулей в шерстяном платке, концы которого были завязаны за спиной. У неё были пухлые веснушчатые руки, пухлые щёчки и пухлый подбородок под запавшим ртом. Да и вся она была какая-то мягкая и круглая, точно сдобный колобок. Ничего общего с чем-то медвежьим у неё не было.
И как это она ухитрилась завязать сзади платок?
— Был, был мех, гражданин, — подтвердила бабуля. — Да упросил продать один художник, из Москвы приезжал.
— Вот и я оттуда!
— Вишь как, про меня в самой Москве знают, — горделиво стрельнула глазками старушка, — Весной приезжай. Подрастёт. А сейчас нету.
Я ничего не понимал. Где «подрастёт»? Берлога, что ли, у неё на примете, куда она весной пойдёт за медведем?
— Шутник ты, парень, — распустила бабуля в улыбке щёки, — Какая ещё «берлога»? Вон сарай-то. Пойдём, покажу.
Осьмуха накинула шубейку и повела меня во двор. Там в сарае сидел на цепи молодой медведь. Он встал на дыбки и замахал передними лапами.
— Миня, Миня, — запричитала бабка. — Минечка сладенького хочет. Не бойся, он смирный. Совсем ручной.
У меня случайно оказались купленные в магазине пряники. Миня загребал лапой — давай, мол, не скупись, — смешно вытягивал трубкой губы и жевал пряники. Он косился на меня маленькими лиловатыми глазками и постанывал от удовольствия. Пряники быстро кончились. Знал бы, купил побольше. Миня обиженно захныкал: мало!
