Дианова гора | страница 22

Касаясь друг друга плечами, мы сидели рядком на лежанке, глядели в огонь и сумерничали. На плите стояло эмалированное ведро. В нём варился суп. Коля посвечивал фонариком в ведро, схлёбывал с обжигающей ложки.

— Пусть ещё покипит. Наваристее будет.

За стеной стояла тишина, какая могла быть только здесь, на заповедном озере. Да и в доме звуки были наперечёт: потрескивали дрова, бормотала в ведре похлёбка, звучали негромкие наши голоса. И все мы повернули головы, когда раздался новый звук: за дверью что-то заскреблось.

— Барбос… Ген, открой ему.

Вошёл, как хозяин, кот, прищурился на пороге, прикидывая, всё ли в порядке. Он выбрал меня, подошёл и стал точить на мне когти. Как гости, вошли собаки и легли деликатно в сторонке.

— А всё-таки, он опять был у вола, — пригляделся к коту Гена. — Вон бабмур какой!

— У какого «вола»?

— Да нам ещё в начале зимы привезли здоровенную тушу, вот и едим все вместе.

Подёргав за штанину, кот в два прыжка оказался у меня на плечах и улёгся на шее.

— Излюбленное место. Сбрось его, он тяжеленный.

Но я сидел не шевелясь и слушал, как кот довольно фырчал, пел мне в ухо. Ни кота, ни собаки у меня дома не было — потерплю!

— Пойду, всё-таки, толкну Катю, — стал одеваться Коля, — Надо радио послушать.

— Катя? Кто это?

— Не «кто», а «что», — засмеялись парни. — Наша маленькая электростанция. Кто-то назвал эту тарахтелку «Катюшей», с того и пошло.

Вскоре на дворе, запинаясь, застучал движок. В электролампочке закраснелся волосок, раздышался и залил комнату ярким светом.

«Московское время двенадцать часов, — сказал знакомый голос диктора. — Передаём последние известия…»

А у нас на Камчатке было девять вечера. Мы уже почти прожили этот субботний день, который начинался в Москве. Нам оставалось совсем немного: поужинать, послушать новости и лечь спать.

В большом людном мире сражались за свободу вьетнамцы, бастовали рабочие Америки, в Большом театре готовилась премьера, на юге начались первые футбольные матчи, а здесь, в заметённом пургами доме, мы сидели за столом вокруг дымившегося ведра, обжигались бульоном и поглядывали на зелёный глаз радиоприёмника.

— Красиво живём, мужики! — восхищался Модик. — Ей-богу, я бы с вами зазимовал!

«Хороший он человек, — думал я. — Весёлый, компанейский… Молодец, что вытащил меня сюда. Зря я разозлился за лыжи — с кем не бывает?»

То один, то другой, Гена и Модик поигрывали на гитаре. И всем нам хотелось вспомнить какую-то самую нужную, самую подходящую песню, а она всё никак не вспоминалась…