Котька [авторский сборник] | страница 17




Привитый Дичок


В зверинце зимовала утка в одном бассейне с чайками. Три большие, драчливые птицы загоняли её в самый дальний угол, клевали своими как цветной воск клювами и, развеселившись, плавали одни.

Дикая утка, пёстренькая, неприметная, появлялась в бассейне только с первым говором ребят. Экскурсии быстро проходили мимо, и снова чайки прогоняли её.

Иногда дикую утку брали на спектакль-сказку «Терем-теремок». В сказке праздновали день рождения собаки Мушки. Звери лесные и звери домашние шли с поздравлениями. Среди них была и дикая утка. Ребята видели сказку, а утка жила этой сказкой.

И хоть лес там был не настоящий — и даже если клювом дотронуться до ветки, то ничего не зашелестит, не двинется, — лес этот просто нарисован на куске холста, однако другого леса в жизни утки теперь не было, и она любила даже сказку, в которой точь-в-точь как на воле могла идти спокойно, не озираясь пугливо на чаек.



После спектакля чайки сварливо встречали её.

«У-а-ма-ма-ма!» — перебивая друг друга, угрожали ей чайки. Они тоже были дикие, с самого крайнего севера, и если утка уже напоминала привитый дичок[4], то чайки были всё ещё дики и злы.

Утка подолгу глядела на них, и тогда, наверное, ей начинало казаться, что бассейн — это прорубь, а мечущиеся чайки — серовато-белые глыбы снега. Она каждый день ждала возвращения в сказку, и, когда клетка для переноски животных подъезжала к бассейну, утка мгновенно бросалась в воду. Чайки с криком летели вдогонку, будто не утка была в бассейне, а кусок рыбы, который им бросили и они не могут его поделить.

А утка бесстрашно плыла в свою сказку…

Так прошла зима, и вскоре косые, слабые лучи солнца стали играть мутной водой бассейна. Чайки засуетились. Но крики их по-прежнему были схожи с завыванием вьюги, и утка зябко поёживалась. Злые чайки недавно у неё отняли сказку. С подбитым крылом, слабая, частенько голодная, утка стала в сказке ходить так, как ходила всегда в клетке. Но сказка есть сказка! С тех пор она кончилась для дикой утки. Поэтому утка уже не ждала лета.

Зато чайки становились крепче, белые перья их настолько прилегали друг к другу, что можно было подумать: не перья так гладко обтянули круглую голову, — нет, просто птицы эти лайковые.[5] Теперь чайки часто расправляли свои крылья. Даже вечером, когда в зверинце начинало темнеть, утке казалось, будто солнечные лучи лежат на чайках. Три драчливые птицы были настолько ослепительны: белый цвет их голов и грудок был неестественно бел, а серые спины и крылья отливали светлой и однотонной краской. Весь этот необыкновенно обтекаемый верх держался на тоненьких прутиках-ножках с перепончатыми лапками. И, если чайки бежали, можно было подумать, что они летят, так быстры и легки были их движения.