– А что, если попытаться найти типографию, где это состряпано? – предложил Лёва. В атмосфере всеобщей нервозности они с Линником даже перестали ссориться.
– Типографий тысячи, – махнула рукой Третьякова. – Да и как мы их найдём? Это в спецслужбы надо обращаться.
– А если привлечь родителей? – сказал Грибницкий. – Может, вместе с Управлением они смогут…
– Тогда надо заводить дело, – перебила его Михайловская. – А нам это ни к чему. И ещё раз, – она обвела присутствующих взглядом, – обращаю ваше внимание на необходимость быть начеку. После истории с Виктором Семёновичем, – Мозгов, всё время смотревший на свои руки, вздрогнул, – будьте внимательны. Обращайте внимание на то, что пьёте и едите.
– Докатились, – пробурчал Грибницкий.
Вычислить Правдоруба никак не удавалось. Тамара Александровна, казалось, ещё больше поседела и стала ниже ростом. Жена Федотова так и не пустила его домой, по ночам из-за стенки до Истомина доносились всхлипы. Мозгов ходил, глядя в пол, и ни с кем не разговаривал.
Линник всё-таки дождался статьи о себе и взял долгосрочный отпуск, из-за чего Гимназия лишилась основного хореографа, и студентам приходилось искать репетиторов. Правдоруб намекал на связи Линника со студентами, так что в Гимназию снова прибыли люди из Управления. Ничего не обнаружив, через пару дней они исчезли, однако Линник на работу не возвращался.
Управление прислало несколько временных педагогов, которые отчеканивали занятия и сбегали, боясь лишний раз заговорить со студентами. Приходящие преподаватели искусств на старшей и университетской ступенях всё чаще приглашали студентов в свои университеты, где работали постоянно, и отменяли уроки в Гимназии.
– Кажется, это конец, – задумчиво произнесла Валя, глядя в окно. Стоял пасмурный серый март, свободных часов становилось всё больше, и студенты проводили время в классах, занимаясь самостоятельной работой на копьютерах.
– Надеюсь, нет, – отозвалась Агнесса, не поднимая головы от электронного учебника, по которому готовилась к поступлению на университетскую ступень. – Нам ещё два года здесь учиться. Будет очень неудобно, если вузы отзовут свои лицензии.
– Два года, – повторила Валя, по-прежнему наблюдая, как по оконному стеклу струился холодный весенний дождь.
Девочки сидели в рекреационной зоне одного из коридоров, теперь полупустых. Студенты литературного факультета, которому отводился этаж, не нуждались в классах искусств с мольбертами, станками, зеркалами, музыкальными инструментами и столами для лепки. Литераторы, как их называли, проводили свободное время в библиотеке или в рекреационных зонах.
