Дурного настроения и нервозности добавляли журналисты, дежурившие у ворот школы и смакующие детали скандалов. Руководство поначалу вроде бы сумело замять детали происшествий в душевой и раздевалке, но теперь всё всплыло, и репортёры гонялись за мерзкими подробностями. Федотов полностью расклеился и взял отпуск, а Истомин, устав от преследования репортёров, проводил дни в тренерской, выходя только для занятий.
К концу месяца работы сильно прибавилось – предстояло проверить внушительную стопку итоговых эссе. В его старой школе (как и в большинстве традиционных учебных заведений) валеология считалась дисциплиной по выбору, но в «Скандерии» существовало правило о всестороннем развитии личности, так что со сменой статуса педагога дополнительного образования на «предметника» Истомин получил увеличение как дохода, так и нагрузки.
За полгода он натренировался писать лишь печатными буквами, пропись так и осталась для него магическим действом, доступным лишь избранным. А таких избранных в Гимназии было полно.
Каллиграфический почерк Агнессы Русаковой с петельками и завитками вообще пришлось сфотографировать и загрузить в программу, которая перевела эссе в обычный печатный текст. Так и не придумав ни одного толкового замечания к работе, Истомин вывел десятку.
А некоторые почерки даже программа не смогла разобрать. Когда перед глазами поплыли разноцветные ленты, Истомин отложил стопку писанины и посмотрел на часы. Кажется, новогодний концерт уже должен завершиться, но из окна тренерской всё ещё виднелись разноцветные лучи, направленные от школьного сада в небо. Засигналил коммуникатор – звонила мама.
– Да? – Истомин приготовился натянуть радостно-возбуждённый тон.
– Что у вас там происходит? – с ходу обеспокоенно спросила мама.
– Где? – не понял сын.
– Что это за история с расчленёнкой на балу? Что это за ужас? С тобой всё хорошо?
– Со мной всё хорошо, – пробормотал Истомин. Ему никак не удавалось перестроиться и уловить суть разговора.
– Это, что, чья-то шутка?
– Наверное.
– Тоже мне, шутники. Когда тебя ждать?
– Как договаривались. Мне надо идти. – Пришлось соврать, чтобы хоть как-то разобраться в навалившемся сумбуре.
– Идти надо. Хоть бы раз с матерью нормально поговорил. – На этом мама отключилась.
В сознании маячило слово «расчленёнка». Мелькнула голова Русаковой в шкафу, тут же вспотели ладони. Только не это. Выйдя в Сеть, Истомин мгновенно обнаружил причину маминых расспросов. Ролик под названием «Гимназия самоубийц» мелькал во всех заголовках.
