TextuRes | страница 4




15.


Полночь. Мерцание тысяч огней – окна – маяки для сбившихся с пути пьяниц и блудниц. Обнажённый ветер – предвестник осени; времени матовых звёзд и проблесков надежды. Полудрёма звонких ярмарочных каруселей; последние гимны веселью срываются в небо, где задыхаются. И растянутые над аллеями невротические гирлянды, и фонтаны, дно которых усеяно медяками, и бархатные лоскуты клумб, их приторно-горькие ароматы, и розовеющие от одного взгляда девицы – уже не вызывают восторга. Вот перрон. Вот поезд. Прощай, беззаботное побережье!


16.


Протуберанцы Солнца. Это раскалённое дыхание я чувствую кожей. Взобравшись по ступеням комет, ныряю в омут холодного безмолвия чёрной дыры, касаясь дна, где прошлое и будущее слились воедино. Раз за разом терпящий неудачу выбраться, сплетаю из нитей времени новую историю. Она про меня и тебя. Я верю – ты существуешь. Потому копаюсь в километровой толще тысячелетних снов, надеясь отыскать место, откуда ты явлена – наваждение, терзающее меня веками. И будь я бессмертен, провёл бы миллиарды лет в руинах священного города, мною же и разрушенного в отчаянии; слушал бы голоса планет, сокрытых в черноте бесконечности; складывал бы их слова в магические формулы, открывающие двери в усыпальницы богов. Но и так не разгадал бы тебя. Может, когда солнечный ветер унесёт мои обломки на орбиты чужих миров, ты явишься, чтобы собрать из меня целое. Я воскресну вновь в древнем царстве сумрака. И лишь отголоски прошлого будут сыпать загадками без ответов. Довольно с меня хороводов с мёртвыми звёздами и ледяными глыбами! Что толку от них, если не мыслят они о тебе? Я буду сгорать и возрождаться, я буду постигать пламя твоей мудрости под яростный хохот веков, в надежде увидеть когда-нибудь своё отражение в любящих глазах матери всего сущего. В твоих глазах! Я – пылающий Меркурий. Ты – Вечность.


17.


Руки толпы подставлены под промоины неба. Рты отыгрываются спонтанными выкриками о свободе. Осенним дождём кровоточат рваные раны асфальта, дрожат речитативом ботинок улицы. В каждом голосе – подавленное сомнение. Каждая мысль – чудовище, порождённое пустотой. В порыве вульгарной слезливости толпа отсчитывает до трёх, срывая с петель нож гильотины. Это потом каждый будет соскребать с себя презрение. Расклеивать по стенам порнографию кристальной души. А сейчас каждый вклеен в толпу экстазом параноика. Я – невакцинированный элемент толпы. Впаян в рамки привычки существования. Предпочитая локти очередей, обнаруживаю в себе надменное превосходство конформного автомата, рот которого перекошен спонтанными выкриками о свободе. Пока нож гильотины кромсает осеннее небо, я плачу вместе со всеми, Не замечая, как фашистская рубашка на мне пропитывается кровью.