– Тебя волновать не должно.
Равенна и сама не знала, почему ведет себя так. Она понимала Лита, сотню раз ставила себя на его место, чтобы понять, что это было не ради клеветы в ее сторону, а ради выполнения своего долга перед людьми, которые всю жизнь были рядом с ним. Но, глядя на него, она начинала чувствовать ноющую боль в запястьях и вспоминать огромные иглы. К тому же Лит со своим чувством вины вызывал у нее резкое раздражение, как перышко у носа, заставляющее чихать. Казалось, лучше бы он вообще с ней не разговаривал и не извинялся.
Сам же Лит предпочел молчать до самой Септемы. Он не мог себе представить, сколько времени понадобится девушке, чтобы его простить. В тот же вечер он зашел к Главной и почти потребовал аппарат, чтобы понять, через что прошла Равенна. Ему показали те самые иглы. И он был в настоящем ужасе. Посмотрев пару мгновений на эту адскую машину, он протянул запястья и сказал:
– Втыкайте.
– Все. Стоп, спектакль. – произнесла Элен спокойно и устало. – Я, несомненно, рада, что ты так волнуешься за членов Церворума, но это слишком. Ты прав, ее поведение было действительно подозрительным, а иначе мы бы ни за что не использовали детектор. Да, девочка оказалась честной, и в ее поступках не было злого умысла. Она переживет. А ты иди поспи, завтра уже будешь чувствовать себя лучше.
Спорить с Главной было бесполезно, поэтому, уже начиная испытывать стыд за свои максималистские порывы, он отправился спать.
Почти весь день он провел в холле и постоянно отслеживал, не пришла ли Равенна. Он хотел с ней серьезно поговорить, но она не приходила, а время все шло и шло. Тогда в голове он стал прокручивать различные варианты того, что он хочет сказать. Но все не ладилось.
Одна его часть говорила, что он и не виноват ни в чем, и любой другой агент на его месте сделал бы все точно так же. Другая часть твердила, что он изначально был с ней очень груб и даже не попытался выслушать, а просто бросил беднягу в сырую камеру.
Он наделал столько ошибок. Некоторые были сделаны даже не из-за ложного представления об увиденном, а из-за эмоций. И за это он просто обязан был извиниться.
– Равенна, – начал он, когда они вошли в Септему.
– Без пяти полночь. – перебила она. – Потом как-нибудь. – и, бросив это, быстрым шагом направилась к центральной стене.
