Судья выслушав протест и доводы сторон готов принять решение. С одной стороны требования Сириа можно удовлетворить, ибо того, что уже есть на Тараэля хватит, чтобы его сильно осудить, да и влияние Союза, стоящие за этой девушкой может сказаться на Штеппфане. Но с другой стороны Ралата и Ковены не оставят без внимание отклонение своих требований, да и это может повредить целостности Союза, что рождает утвердительное решение:
– Протест отклонён. Суд пришёл к выводу рассмотреть прошения Ралаты и Лиги Ковенов, поскольку их требования соответствуют положениям Хартии Эндеральского Союза.
– Кто бы сомневался, – буркнул Тараэль. – Поганое гнилое правосудие Арка. Продажные аристократы.
– Завершим рассмотрение ходатайства, – жестко заговорил Штеппфан, – суд приходит к рассмотрению дела по существу. Государственному обвинению предоставляется слово.
Встал аэтерна, поправив ленту, держащий несколько листов пергамента и холодно говорящий:
– Месяц тому назад в таверне Толстый Леоран произошла драка между посетителями таверны и Тараэлем. В ходе драки, Тараэль нанёс побои мужчине, который с жалобой обратился к страже. В ходе предварительного расследования был составлен образ нападавшего и с помощью свидетелей и очевидцев установлено, что место пребывания Тараэля – Верхний Квартал Арка. Послав усиленный эскорт, в составе отделения застрельщиков, подсудимый был задержан и проведён в темницу для составления протокола и назначения административного штрафа.
– Удалось выяснить мотив драки? – прервал говорящего судья, вспоминая, как сначала избытый аристократ разнёс слухи о Тараэле, а потом и то, что он обвиняется в массовых преступлениях, привело к созданию вокруг Нариса огромное количество зловещих домыслов.
– Да. Личные неприязненные отношения, – сухо ответил «Сигилит» и это вызвало интерес у Штеппфана, заставивший его обратиться к Тараэлю:
– Подсудимый, что вы можете об этом рассказать?
– А какая, – сдобрив порцией мата слово, полу-этерна, – разница? Всё равно отправите на костёр. Так пусть же это будет быстро.
– Тараэль, – строго обратилась Сириа, – давай.
– Ладно… только ради тебя, – Тараэль взглянул на судью и в его глазах Штеппфан увидел столько яда печали, что стало не по себе. – Я… этот человек назвал детей из приюта «отбросами»… не на что негодными. Я… не смог сдержать себя. Я бы порвал его, если бы не стража.
«Сколько же тебе пришлось пережить?», – задумался Штеппфан, чувствуя, что не всё так просто за этим полу-этерна, но долг призывает:
