Молчаливые рассказы | страница 12
Что было дальше, кто были мои союзники, как выглядели наши противники – отшибло намертво. Я просто не помню. Вот поэтому я не люблю умирать во сне, это как выход без сохранения, как вытащить флэшку на 99% загрузки файла. Я только помню, что мои способности в тот раз дали задержку. Рука, как назло, медленно и постепенно подзаряжалась молниями – никогда такого не было! -, но разве будет враг ждать, когда же ему соберутся поджарить зад? Вот и этот не стал. Разницы между Сном и Жизнью я не вижу. Тебя вычислят и найдут в любом случае. Словят твою частоту в океане помех и белого шума, считают твое местоположение по маршруткам и счастливым билетам – Вселенский рандомайзер никому не отказывает в помощи. И тогда даже стоящий к тебе спиной, дающий тебе шанс скрыться и побегать еще, твой враг будет вселять в тебя жуть и страх. Спрятаться друг от друга таким, как вы, невозможно. Бежать некуда. Он уже, пусть медленно, но поворачивается, а твои ноги будто вросли в асфальт – не двинуться. Секунда до встречи… Какого цвета его глаза?
октябрь, 2017
Мертвым положено стоять молча
Все свое детство я прожила в доме, который был построен на старом кладбище. До сегодняшнего дня рядом с ним выкапывают кости. Много разных баек было рассказано стариками, много тогда еще необъяснимых ситуаций произошло.
Я вижу этот сон сколько себя помню. Из года в год, хотя бы раз, но он мне приснится. Хотя бы раз в месяц я посещаю это место на всех слоях, во всех реальностях. Но никогда не думала, что именно с этого раза начнется мое самое тесное знакомство с покойниками.
Раннее, туманное утро, 5-6 часов, что очень странно. Изнанка более восприимчива ночью. Я вдруг обнаружила, что стою у входа в парадную того самого Дома, где раньше жила. Родной, любимый – теперь он таким не казался. В воздухе витала тревога. Даже птицы не чирикали.
Вхожу. Медленно прохожусь по всем этажам, прогуливаюсь. Как-то слишком тихо. Даже за дверьми не слышно голосов или бытовой возни. Приближаюсь к квартирам, еще не подозревая, какая опасность может таиться за дверью. И если у одних дверей мне или спокойно, или никак, то у других меня охватывает дикий ужас. Я четко понимаю – нельзя. Все нельзя. Ни звонить, ни стучать, ни даже подходить. И такое чувство, что лучше я ухну с лестницы, чем подойду ближе хоть на сантиметр. Я не представляю, что там такое притаилось внутри, но и знать не горю желанием.
Безопасных квартир с каждым сном все меньше, обжитых – и подавно. Каждый раз меняются жильцы, словно ставя на свое место других жертв. Словно это единственный для них способ сбежать. В Доме должен жить хоть кто-то из людей. Я звоню в двери оставшихся, но они до смерти напуганы происходящим и не пускают меня.