Соседка от изумления даже заикаться стала.
– З-зоечка! Да что такое с животиной? Первый раз вижу! Ты же вроде ник-когда кошек не держала…
Совершенно убитая похоронами отца, умершего от инфаркта вслед за матерью, Зоя впервые за эти бесконечные сорок дней вдруг почувствовала тепло. Ставшая привычной пустота заполнилась кошачьим мурлыканьем, горячий лохматый бок приятно согрел колени, сделалось спокойно. Соседка начала задавать дежурные вопросы: как здоровье, хватает ли еды, как дела на работе. Зоечка отвечала однозначно. Ей было хорошо с Бегемотом на коленях – так хорошо, что не хотелось думать и, тем более, разговаривать. Зоя уже забыла, как это бывает, когда так хорошо…
Соседка, повздыхав над несчастной сиротой, вдруг спохватилась, засобиралась к себе.
– Бегемотик, кыс-кыс-кыс, пойдем, – и, тяжело выпроставшись из недр старого советского дивана, протянула к коту натруженные руки.
Но кот, будто и не было никакого животного блаженства на Зоиных коленях, внезапно ощерился и царапнул хозяйкино запястье.
– Бегемот, ты что? – Зоя погладила его за горячими ушами, кот моментально спрятал когти и снова, расслабившись, громко замурлыкал.
– Что это с ним? Вот дурак какой! – соседка испуганно забормотала, рассматривая руку, царапина оказалась незначительная, без крови. – А знаешь, Зоечка, я хочу спросить… – соседка, измаявшись от навязанного ей детьми нахального животного, пыталась подобрать убедительные слова, – может он, того… поживет у тебя пару дней? А я пока к сестре в деревню смотаюсь, проведаю, – она заискивающе улыбнулась.
– Да пусть поживет…, – Зоя впервые за все это время улыбнулась в ответ.
– Но он… того… обои рвет, паршивец, и… гадит, где ни попадя.
– Да пусть хоть кто-то гадит. А то совсем тяжело одной. Не волнуйтесь, я за ним буду хорошо смотреть.
Так Бегемот стал собственностью Зоечки и довольно быстро избавил ее от депрессии.
В этот зимний вечер дел не было. Зоя решила перебрать книги и вытереть в серванте пыль – все же занятие. Бесполезные хрустальные бокалы, в свое время любовно собранные матерью в приданное дочери, давно потускнели, утратили алмазный блеск. Их она решила не трогать и вытащила с нижней полки сложенные в четыре ряда книги, разложила стопками на ковре. «Надо половину выкинуть, а лучше – все. Вместе с бокалами». Внезапно ее руки нащупали знакомый фотоальбом в кожаном переплете. Детство, школа, смеющиеся родители…
Они очень любили друг друга, но детей не было. Внезапная беременность наступила в совершенно невероятном возрасте. Маме было сорок восемь, папе пятьдесят четыре. Долго решали, жить или не жить Зоечке. Пока думали, избавляться стало поздно. Она родилась в срок и совершенно здоровенькой. Детство и школьные годы были благополучными, богатыми, веселыми. Родители души в ней чаяли, позволяли абсолютно всё. Но почему-то так вышло, что избаловать ее не удалось: не было в любимой дочке ни спеси, ни хвастовства, ни эгоизма. Зоечка отличалась от сверстников какой-то особой созерцательной медлительностью, будто постоянно о чем-то напряженно размышляла. Ее трудно было задеть, вывести из себя, рассмешить или довести до слез – казалось, она была не способна быстро и правильно реагировать, пребывая в собственном параллельном мире. Именно поэтому она сторонилась шумных компаний, не успевая за их сумасшедшим ритмом общения. Одноклассники обходили ее стороной, между собой называя «отмороженной», но Зоечку это никак не задевало. К тому же, будучи отличницей, она охотно давала всем списывать, и это примиряло с ней нетерпимых одноклассников. И только непоседливая Шурочка, обнаружив в Зоечке благодарную слушательницу своих фантастических историй, составляла ей компанию на переменах, шла с ней после школы домой, помогала на субботниках.
