Нет, худшего дня в ее жизни еще не было! И это в первый месяц учебы!
Мстительно порвав записку на клочки и вышвырнув ее в форточку, Надя разревелась. Она рыдала, грызла плотные сладкие яблоки и искренне сожалела о том, что невозможно вернуть этот день обратно. Мама была права: нельзя было отпускать ее одну в большой город, она не способна быть самостоятельной. Предел Надиных возможностей – должность заместителя директора по хозяйственной части на консервном заводе – считать пустую тару, ругаться с грузчиками и отмечать трудодни рабочим.
Сергей приехал домой, когда солнце начало заваливаться раскаленным оранжевым боком за горизонт. В комнатах было чисто и сумеречно. Бесцельно побродив по нижнему этажу, он поднялся в мансарду и зачем-то прямо в костюме, что было нарушением всех правил, завалился на кожаный диван. Наверное, надо было снять стресс, расслабиться, но Сергей обессиленно лежал, глядя в мансардное окно с замкнутым в нем темнеющим небом, и не двигался. Было невыносимо лень вставать, спускаться вниз, откупоривать бутылку. Пить также было лень.
В мыслях занозой сидела колючая, как еж, зареванная девчонка, сбитая им на переходе. С ней невозможно было договориться, на все вопросы она отвечала отрицательно. Но его поразило другое – несмотря на явную враждебность, она была податлива, как доверчивый ребенок, и послушно шла за ним, едва он брал ее за локоть, словно эти прикосновения ее успокаивали. Сергей подумал, что слишком часто за эти два часа трогал ее, и поморщился – это было ему несвойственно. А яблоки зачем? Что за безотчетный порыв? Пожалел девчонку? Но это была явная глупость! Если уж захотел подкормить – уж больно она показалась ему замученной, – так надо было купить какие-нибудь зеленые, простые, а не эти – тяжелые, яркие, наполненные жизненной силой. Мысль о яблоках его почему-то смутила, сердце забилось чуть сильнее, на душе сделалось совсем скверно.
Он так и не понял, какой была эта незнакомая ему Надя Головенко. Порывистая? Упрямая? Непосредственная? Предельно обиженная? Наверное, все вместе. А вот внешность ее не запомнилась. К тому же, она была или очень глупа – не сообразила, что его можно было легко использовать, потребовав денег, или действительно слишком горда, что никак не вязалось с ее явной наивностью. Да и откуда у жительницы затерянного в степях городка гордость? Впрочем, он оставил ей свой номер телефона. Нет никаких сомнений, что утром, посоветовавшись с родителями или подружками, она скромно постучится в его кабинет и предъявит немаленький счет. По-другому просто не бывает.
