– Неужто Мурзик научился звонить? – по привычке спросил Егор вслух.
Звонил не Мурзик, а соседка, баба Шура, из соседней квартиры.
– Егор, кот пришел, мяукает, я уж думала, тебя дома нет, – прошамкала она.
Мурзик, воспользовавшись случаем, тут же просочился в квартиру.
– Спасибо, – сквозь зубы процедил Егор.
– Эх, Егор-Егор, жениться тебе пора. Поди, худо одному-то, – запричитала баба Шура.
И тут Егор, видимо, ошалев от одиночества, повел себя совсем несвойственно, он стал плакаться. Кому? Бабе Шуре. Вывалил на бедную старушку все свои горести, и про костюм не забыл добавить.
– Костюм? А, ну, пошли, – соседка решительно взяла Егора под локоток и повела к себе. – От моего Паши, царствие ему небесное, костюм остался. Он ведь незадолго до смерти похудел очень. Прям как ты стал. Мы ему костюм справили, а он и не носил его почти.
Старушка открыла дверь, на Егора пахнуло смесью старости, валокордина и валерьянки.
– Ты проходи, проходи, не стой. Он у меня в шкафу висит, как новенький. – Баба Шура, кряхтя, извлекла из недр шкафа черный кофр на вешалке. – Ты только глянь, – она бережно расстегнула кофр и вытащила на свет божий костюм.
Егор бабы Шуриного восхощения не разделял: костюм был цвета детской неожиданности и пах нафталином.
– Ты примерь, – поспешно произнесла соседка, увидев колебания Егора.
Костюм сел, как влитой. Егор придирчиво рассматривал себя в зеркале. Пиджак был двубортный, а брюки со стрелками заканчивались широкими отворотами.
– Такие разве еще носят? – сомневался Егор.
– А че не носят-то? Это ж классика. Ишь, че удумал, – хохотнула предприимчивая старушка. – Это ж натуральная шерсть, а щас че шьют-то, сплошная синьтетика, будь она неладна, тьфу ты, – произнесла баба Шура в сердцах.
Егор прикинул, что ничего дешевле он не найдет. К взаимному удовольствию скрепили сделку рукопожатием, и Егор унес приобретение домой. Так, с легкой руки бабы Шуры он стал обладателем почти нового костюма из настоящей шерсти.
Факт немодного фасона и неожиданного цвета с лихвой компенсировался ценой. Мурзик, видимо, почуял от обновки запах валерьянки и полез обнюхивать костюм. Егор снял кофр и повесил костюм на балкон, проветриваться. Оставалось потратиться на пару рубашек и новые носки.
Первого сентября Егор Ильич, двадцати двух лет от роду, предстал сначала перед учителями, а потом и пред очами учеников, которые оценили и цвет костюма, и двубортный пиджак с подплечниками, и широкие отвороты.
