От печали до радости, или Первая любовь по-православному | страница 37



. Это уже как сказал бы дедушка-атеист.

Лина вздохнула по дедушке. Верит в какой-то дарвинизм, в какую-то эволюцию. Лине было непонятно. Но антропологи, наверное, на то и антропологи, что ищут и хотят открыть то, чего нет.

«Научные ископаемые свидетельства в пользу “эволюции человека” состоят из: ископаемых останков неандертальца (много экземпляров); синантропа (несколько черепов); так называемых яванского, гейдельбергского и пилтдаунского “людей” (20 лет назад) и недавних находок в Африке (все они крайне фрагментарны) и из немногих других останков. Все ископаемые свидетельства “эволюции человека” можно уместить в ящик размером с небольшой гроб, и происходят они из далеко удаленных одна от другой местностей, при отсутствии надежных указаний хотя бы на относительный (а уж тем более “абсолютный”) возраст и без всяких указаний на то, как эти разные “люди” связаны между собой родством или происхождением»[59].

– Да, взрослый человек развивается из эмбриона; да, огромное дерево вырастает из желудя; да, возникают новые разновидности или организмы, будь то «расы» человека или породы кошек, собак и фруктовых деревьев. Но все это – не эволюция: это только изменчивость в пределах определенной разновидности или вида; она не доказывает и даже не предполагает (разве только вы уже веруете в это в силу ненаучных причин), что одна разновидность (или вид), развиваясь, становится другой, что все ныне живущие создания являются продуктом такого развития из одного или нескольких примитивных организмов.

Серафим (Роуз)

С Серафимом Роузом все вставало на свои места: и дарвинизм, и школьные учебники, и то, что сотворил Бог человека: «Эволюция – совсем не “научный факт”, а философия». Но дедушка не слушал, как все просто и понятно может быть, и клал душу и жизнь за воинствующий атеизм.

– Линок, пойдем кушать, – крикнула мама из кухни. – И наведи потом порядок в книгах, протри пыль.

Лина поняла, что не услышала, как хлопнула входная дверь. Мама с младшими уже пришла с поздней Литургии. Начинался обычный день. Праздничный воскресный обед. Когда все в сборе, все дома. А впереди – еще столько времени до вечера и можно столько всего успеть. Мама улыбалась. Она вообще всегда была такая. Никогда не кричала и не раздражалась. Только становилась какой-то по особенному серьезной, и голос звенел тогда вдруг нотками стали, когда приходилось применять строгость.

Лина улыбнулась. Она поняла ее тайну. Одноклассницы порой ужасались и удивлялись на ее маму, что как же это скучно и печально – пять детей, сидеть дома и не работать. Но мама не скучала. Лина всегда это знала и не понимала девчонок, которые жалели ее мать. Только она никогда не задумывалась. Но сейчас поняла. В серо-зелено-карих маминых глазах, наверное, просто словно были отражены даль прерий, даль моря и православная вера… Все вместе. «Блажени не видевшии и веровавше…» (Ин. 20:29) «Блажен муж…» (Пс.1:1)