Жигалов и Балатон. Последний удар «пантеры» | страница 14

К парку участковый имел особое отношение, поскольку считал его чуть ли не святым местом. Люди гуляют семьями или мамаша молодая с коляской, а вот дети играют в мяч, парень с девушкой обнимаются. Все эти картины радовали глаз Ивана Егоровича. К пьянке же на территории парка он относился как к личному оскорблению. Все местные алкоголики об этом знали и предпочитали не злить Жигалова. Себе дороже!

Один только дед Балатон его ни во что не ставил, и длилось это почти с тех пор, когда Жигалов стал участковым. Справедливости ради нужно сказать, что Иван Егорович ни разу и не видел, чтобы тот употреблял спиртное, потому что водка, стакан и закуска находились в принесенном дедом портфеле. Жигалов даже как-то решил устроить засаду, чтобы поймать его с поличным, но засада результата не дала. Старик приходил в парк, садился на скамейку, ставил рядом свой портфель и сидел, устремив взгляд в одну точку. Сидеть мог целый час, а иногда и больше, затем опускал руку в портфель, делал там какие-то манипуляции, на несколько секунд показывалась рука с наполненным стаканом, выпивал он залпом, затем так же быстро закрывал портфель и продолжал смотреть в ту же точку. Поэтому ни одна попытка застигнуть старика за «распитием спиртных напитков» успехом не увенчалась. Жигалов на какое-то время забывал про деда Балатона, потом он опять попадался на глаза, вызывая у участкового чувство раздражения.

Старик этот имел конкретную фамилию, имя и отчество – Макарычев Алексей Егорович, об этом Жигалов узнал, когда подошел с вопросом:

– Гражданин, предъявите ваши документы.

Старик молча, не глядя на участкового, протянул ему паспорт. «Смотри-ка, даже взглядом не удостоил, – подумал Жигалов

– Вы почему в общественном месте распиваете спиртные напитки, гражданин Макарычев?

– Лекарство я принял, гражданин начальник, – сухо ответил старик, продолжая смотреть в одну точку.

«Наверное, бывший уголовник, – промелькнула мысль в голове Ивана, – надо забрать его в участок, там разберемся». Но этого не сделал, вспоминая урок гаишника Большунова.

Деда Балатона в городке знали, наверное, все, потому что он лет пятнадцать уже маячил в самых людных местах, при этом даже имя его мало кто знал. Так – дед Макар, дед Макарыч, но чаще всего дед Балатон. Балатоном его прозвали за то, что этим словом он выражал все отрицательные эмоции, к примеру, – плохая погода, или колдобина на дороге, он непременно говорил:

– Эх, балатон, балатон…, – потом глубоко вздыхал и добавлял, – вот проклятый балатон!