Ч и р и к. А мы и не путаем. Сначала стая, а потом совесть.
П р а х а н я. Может быть наоборот?
Ч и р и к. Я согласен. Можно и наоборот – сначала совесть, а перед ней – стая.
П р а х а н я. Да, с языком у тебя не порядок.
Ч и р и к. Зато с воробьиной совестью всё в ажуре.
П р а х а н я. А что, у каждой птицы своя совесть по-твоему?
Ч и р и к. Разве это требует доказательств. Сразу видно, что с воронами не встречался. У нас, у воробьёв, хоть маленькая, с семечку, но у каждого своя воробьиная совесть есть, а у ворон – одна семечка на всю стаю и то, где лежит не помнят. А ты кто будешь, что я перед тобой так расчирикался?
П р а х а н я. Ладно, столкуемся. Значит ты воробей, а я – глиняная игрушка, зовут «Праханя».
Ч и р и к. Ладно, я тебя Прохой буду звать, мне так удобнее.
П р а х а н я. Это почему так?
Ч и р и к. Потому, что «Проха» и «кроха» почти одно и тоже, а крошками мы питаемся, до крошек воробьи большие охотники. Имя твоё произносишь и оно, как бы сытнее в желудке становится. Ты же за одну буковку не обидишься, если я букву «а» на букву «о»поменяю?
П р а х а н я (широко и с удивлением улыбается). Точно ловок. Тогда и я тебя буду называть не «ВОРОБЕЙ», а «ВОРА бей», то же одна буковка с паузой.
Ч и р и к. Нет – нет, мне так не очень нравится, особенно пауза. За что меня бить? А без паузы и не скажешь, язык в клюве не поворачивается.
П р а х а н я. Вот и мне тоже не нравится. Праханя от слова «прах» образовано, а «прах» это «земля» по-старому. А глина и есть «земля», потому и «Праханя».
Ч и р и к. Согласен. Проехали… А откуда ты? то есть, где тебя слепили раз ты из глины? Я чего-то таких как ты раньше не встречал…
П р а х а н я. Саратовские мы.
Ч и р и к. А что из Саратова, прогнали или как?
П р а х а н я. Сам ушёл. Сначала я в серванте стоял. Хозяйские дети уже выросли, играть не с кем. Вот я и ушёл. Думаю: «пойду своих сверстников навещу, посмотрю, что в мире делается?» А как походил, посмотрел «батюшки ты мои» – глиняным игрушкам нигде хода нет, на прилавках одна пластмасса, то ли люди, то ли звери не поймёшь, всё зарубежное. А отечественного и народного – совсем нет.
Решил глиняным игрушкам и их мастерам во всём мире помогать, добрые дела делать и за справедливость бороться. Мне об этом ещё мастерица говорила, что меня лепила: «Я тебя из особой глины слепила.– Сказала она. – Пока, будешь в бездействии, сил будешь набираться, а придёт время, встанешь горой за сирых и убогих и особенно за глиняные игрушки, что к тому времени не в чести будут. Всё народное будет в поношении и забвении». Я её слова никогда не забуду, пророческими оказались.
