Теория Хааста | страница 2
2
Виталик на секунду останавливается напротив дверной вывески. Вчитывается:
Директор медиа-портала “Круглосуточное” Кузнецов А.П.
Как будто вспомнив, куда и к кому он идет, Виталик поправляет галстук. Тихонько, заискивающе стучит в дверь.
– Да!
Кузнецов сосредоточенно, даже агрессивно, всматривается в экран ноутбука, сложив руки на подбородке. На одну рабочую вкладку – четыре вкладки с эротикой.
– Александр Петрович?
– Говори.
Виталик растопыривает ладони, открывает пошире глаза и на коротком вдохе-выдохе выдает:
– Сен-сация!
Кузнецов недовольно поднимает брови и с презрением смотрит на своего молодого редактора. Дело в том, что Александр Петрович слышал это слово уже тысячу раз за последний год (немалый процент из них – от самого Виталика) и ни разу в последующей информации не увидел ничего “сен-сационного”.
– В городе появился супергерой!
Виталик – тот еще подлиза. Без преувеличения, профессиональный – именно благодаря своему филигранному подлизыванию он и преуспел в профессии.
– Какой еще супергерой?
– Самый настоящий. У него даже костюм есть!
Кузнецов привстает со своего директорского места и тянется на другой конец стола за кружкой охолодевшего чая с коньяком.
– Костюм, Виталя, у любого придурка есть. У меня во дворе подростки в таких на дискотеки по выходным ходят. Пингвины там, динозавры. Так что голову ты мне не засирай. Вот и у тебя, придурка, тоже костюм, с галстуком. Нахера ты так вырядился, Виталя?
– Да не такой костюм! – не унимается Виталик. – Трико!
Чая и коньяка в кружке – примерно поровну.
– Значит, педик. Сейчас они все так ходят. Ты мне про педиков предлагаешь сенсационные новости писать, Виталя?
Кузнецов не всегда был таким злыднем – точнее, был, конечно, но его вспыльчивость не превышала границ допустимой нормы для человека его должности. Все стало значительно хуже, когда он развелся с женой после двадцати шести лет брака. Отсюда и вкладки с эротикой, и откровенное злоупотребление алкоголем на рабочем месте, и эмоциональный отрыв на подчиненных с обязательными оскорблениями. И теперь, в свои почти пятьдесят пять, Петрович уныло наблюдает за тем, как жизнь его, на которую он раньше не обращал внимания – некогда было – тонет в потоке бесполезных бумажек и развлечений, которые давно не развлекают; в ней нет больше спешки, а дети выросли и более не нуждаются в его помощи и общении. А дальше пенсия и она, с его-то характером, обещает быть одинокой и уже издали отдает противным перегаром от кислющей бормотухи.