– Жаль, что люди не летают так, как птицы, – страстно сказала спутница. – Знаешь, мне иногда хочется, полететь как птица. Вот стою, подняв руки, и ветер поднимает меня вверх, все выше и выше.
Тут она обратила внимание на высохшее дерево.
– Смотри, – сказала она спутнику. – Как похоже это засохшее дерево на одеревеневшую Медузу Горгону. Она была прекрасна и лицом, и волосами. Но завистливая Афина несправедливо наказала ее. Медуза стала страшна, ее волосы превратились в ядовитых змей и ее взгляд приносил окаменение. Как причудливо застыли голые ветви, как будто у Медузы от гнева или испуга волосы встали дыбом, да так и застыли, вдруг одеревенев.
Он же с нежностью смотрел на ее тонкую открытую шею и собранные наверх каштановые волосы.
Появившаяся на небе полная луна не заметила, как случайно запуталась в голых ветвях одинокого платана. Теперь высохшее дерево впервые взглянуло на мир одним большим желтым глазом в пугающей гриве голых ветвей.
Мене пристально зрела перед собой и жаждала разглядеть любимого. Ее сверкающий глаз ночи заглядывал в молодые души двух спутников и проникал в самую глубь их подсознания, где клокотал первозданный мир хаоса и ужаса.
Спутница, зачарованная Мене и, не сводя с нее глаз, вдруг снова громко заговорила, но уже не своим, а низким тяжелым голосом:
– Путешествие по радужному небосводу утомило полную Луну. «Дай прилягу я на снежной вершине Олимпа, отдохну, чтоб продолжить мой путь в бесконечность». Златой диск величаво воссел на вершине горы. И поток его света залил желтым цветом низины. Разбудив подсознанье людское. Лунный зов чаровал, зазывал, привлекал, и легко восходили их души к светилу, чтобы вновь совершить омовенье в его океанах.
Одна из чаек вынула белую голову из-под крыла и внимательно поглядела на молодых людей. После небольшой паузы, видимо, для обдумывания, она взлетела и уже в воздухе начала кричать. И вот вся группа сотоварок, которая до этого тихо мирно дремала, покачиваясь на волнах, поднялась в воздух и устремилась к берегу, оглашая окрестности своими криками. Они стали кружить перед парой и широко разевать желтые клювы. Не могло быть никаких сомнений в их желании.
От птичьего гвалта и мелькания, машущих крыльями чаек, перед лицом она также внезапно очнулась. Она обернулась к спутнику и, обхватив его за шею руками, прижалась к нему.
– Ты моя Катерина! – с улыбкой произнес спутник и нежно провел по ее спине несколько раз свободной рукой. – Да ты еще и поэтесса у меня. Какой талант в тебе здесь открылся, а?
