Встав спиной к входной двери, Нина хлестнула импровизированной плетью угол и, придав голосу грозности, произнесла:
– Я здесь хозяйка, а не ты! Слушайся меня! Прекрати портить вещи!
И тут её прорвало. Накопленные за долгое время и сдерживаемые негативные эмоции, словно прорвав внутреннюю плотину, облачаясь в гневные слова, неукротимо рванули наружу. Обходя дом по часовой стрелке, Нина хлестала углы, стены и кричала, припоминая домовому всё: и постоянно портящуюся еду, и шум по ночам, и накалившуюся в доме атмосферу, и унизительные упрёки мужа, которые ей приходится терпеть из-за этого, припомнила ему даже разбитую кружку Евгения.
Закончив, выдохнувшаяся Нина вернулась в гостиную, и устало плюхнулась в кресло:
– В конце концов, всегда ведь можно просто поговорить и обсудить то, что тебе не нравится… – примирительным тоном пробормотала она, и небрежно бросила своё оружие на компьютерный стол рядом с открытым ноутбуком.
Тот ожил, зажужжал, вышел из спящего режима и включился, являя девушке открытую страницу социальных сетей с личной перепиской супруга. Конечно, читать чужие сообщения не хорошо, и Нина даже хотела сразу закрыть страницу не глядя, но стоило взгляду выхватить несколько строк с экрана, как она уже не могла остановиться.
Ставшими длинными осенними вечерами, уставший и раздражённый после работы, Евгений находил в себе достаточно сил, чтобы с энтузиазмом и искромётным позитивом переписываться с большим количеством разномастных женщин, и одновременно успевать ядовито цыкать и делать колкие замечания своей «тупой курице» жене. Среди этих милых дам, с радостью подставляющих утешительную грудь в жилетке для соплей чужого мужа, и лилейными голосками потявкивающими в поддержку его праведного гнева против «криворукой дуры и её сыночка-кретина», которых ему приходиться обеспечивать, не видя света белого от работы и никакой благодарности в ответ, имелись так же три постоянных любовницы. Именно у них Евгений и проводил все свои «командировки», отдыхая от опостылевшего семейного очага.
Все эти грязные и обидные слова раскалённым железом выжигали в душе Нины всё доброе, что она испытывала к мужу, рождая на обугленном пепле только холодное презрение к этому человеку. Но самым оскорбительным для девушки стало не то, что он поносил её, используя для этого ноутбук, принадлежавший ей, и даже не то, что лгал и был не верен. А то, что позволил себе в общении с малознакомыми бабами оскорбительно отзываться о её сыне, называя Ванечку «недоразвитым кретином, которому место в интернате для дебилов». Нина вздохнула и откинулась на кресло, скрестив руки на груди. Слёз не было, в душе холодным пламенем жгли ярость и ненависть к этому ничтожному человеку.
