5 января. Семьдесят шестой день.
Включилась камера небольшого вертикального формата.
Изображение тряхнуло, качнуло в сторону, и в центре появилось лицо Доры крупным планом.
На фоне звучало равномерное пиканье – похоже, медицинских приборов. Лицо у Доры выглядело очень бледным, губы сухими, и, ярким ореолом лежали вокруг ее лица растрепанные волосы – полностью седые, разбросанные по подушке, на которой она лежала, снимая себя на телефон. А камера телефона засвечивала все белое. Изображение иногда вздрагивало. Похоже, Дора прислонила телефон к подоконнику, но придерживала, чтобы он не упал. Других деталей палаты было не видно.
– Прошел месяц. – сказала она немного охрипшим голосом, ровно и медленно, – Все это время мы искали варианты и кое-что пробовали. Мы нарисовали Ларию тушью, карикатурно, как идиоты прочли заклинание, и сожгли рисунок. Еще мы выходили с ней на связь – я спросила, в чем источник жизни мертвых, как бы парадоксально это ни звучало. Конечно, она не ответила. По ней было понятно, что она знает о наших попытках, и ей это не нравится. Но все же она была вполне спокойна, как воспитатель в детском саду. Словно знает, что сила на ее стороне, так сказать.
Мы разговаривали с Офусом, ее отцом, когда он приходил к ней гостить – через бумажные сообщения. Мы хотели узнать, как у них все устроено. Узнать, можно ли закрыть дверь. Он только написал, что дверь – это результат намерения Ларии.
Кроме того, кстати, у нас пропал балкон в номере. На этот раз Лем это тоже запомнил, потому что выходил туда покурить. Там не лежало ничего важного.
Еще я запускала внутрь мышь. Везла на машинке кусок сыра в зазеркалье, а мышь бежала за куском. Она вышла там из номера и добралась до лифта, а дальше я не сообразила, как нажать кнопку, чтоб он поехал вниз. Пока я медлила, выяснилось, что мышь скончалась. Еще три, нет, четыре мыши я так запускала. И одну удалось вывести из здания и перевести через дорогу. Но рано или поздно все умирали. По их трупикам мало что можно было сказать, кроме того, что все они стали белыми, прямо как я, и под конец бежали гораздо медленнее, чем вначале.
В общем, я купила термобелье, гидрокостюм, надела все последовательно, а сверху спецодежду. Полный маразм, – Дора попыталась перевернуться на бок и у нее вырвался стон от боли; поморщилась. Потом ее губы съехали в одну сторону: она ухмыльнулась.
– Но до чего же странно все это рассказывать. Особенно, если представлять, что это когда-нибудь кто-то посмотрит. Я еще ничего не сказала, а уже лежу тут больная, хромая. – Дора на пару секунд развернула камеру, взяв в кадр стоящее у кровати инвалидное кресло. Палата была оформлена в белых тонах, чистая и пустая, только на прикроватном столике мелькнула тарелка с недоеденной кашей.
