– Или в Останкино.
– Что? – спросил Сдух.
– Ну, как у Пелевина, помнишь, в "Поколении П? – Миха, закурил. – Фильм такой был. Ладно, слушай, это все, бл…дь, понятно, – он затянулся. – Известно и понятно двести пятьдесят раз уже. Ты мне о другом скажи, как страну нашу, из задницы, нах…й, вытащить?
– Как? А вот мы тут с тобой воюем, Русским мир строим, вот так и вытащим.
– Мне непонятно, что такое "Русский мир". Когда, бл…дь, телевизор смотрел и когда сюда ехал было понятно: здесь, начинается что-то новое, и я должен быть к этому сопричастен. А сейчас уже непонятно. Что такое " Детский мир" понимаю, – Миха заржал, и я тоже залыбился. – Когда начал сомневаться, что понимаю, бл…дь, что такое "Русский мир", то подумал: "Но это ничего, это оптический эффект – большое видится издалека, а здесь, в самой гуще событий, из-за деревьев леса не видно". Но теперь я уже точно знаю, что здесь, бл…дь, что-то не так. Конечно, я не верю в эти гуманистические посылы типа “с помощью войны ничего не построишь”. Построишь, еще как построишь, все империи строились огнем и мечем. Но, бл…дь, нужна ли нам эта, с..ка, империя?
– Конечно нужна, – тут же отозвался Сдух. – Понимаешь, это же наша карма, наш путь, русские строили всемирный ковчег, начиная с 16 века. Иоанн III, дед Иоанна Грозного начал это строительство. Отсюда мессианство русских, помнишь: “Москва третий Рим, четвертому не бывать”? Это монах Филофей из псковского монастыря так написал Иоанну III. После этого все и началось, все было подчинено этой идее. Так и войны все выигрывали, и народ терпел ради будущего. Мы должны весь мир через наши страдания спасти, понимаешь? Мы такой коллективный Иисус Христос.
– Терпел, терпел, а что в итоге? На родине разброд и шатание, воровство и разврат, алкоголизм и наркомания, вырождается, бл…дь, наш народ. Ширик! – заорал Миха, – подь сюды. Подбежал парень небольшого роста изможденный лет семнадцати с повадками дворняги. Он был наркоман и воевал, собственно, только за возможность колоться, отсюда его погоняло. Одетый в женскую плюшевую шубу, грязную футболку и старые треники, в каких-то грязно-желтого цвета стоптанных полусапогах, Ширик походил на беспризорника времен Гражданской войны, только пидорка на голове и калаш через плечо выдавали в нем нашего современника. Ширик подбежал к Михе, сел на корточки, на колени поперек положил калаш и, преданно заглядывая ему в глаза, застыл в ожидании команды.
