Через двадцать минут наш автобус, свернув на короткий разбитый подъезд, вкатился на городской автовокзал, который оказался типичным образцом советского общественного места. Таким же, как и аэропорт. Обычный провинциальный автовокзал, во всяком случае других мне и не довелось видеть. Железные колонны, носившие на себе следы многократной окраски серебрянкой, как древние сосны, вырастающие из заплеванного и изгаженного асфальта ничейной транзитной территории, тяжело держали длинные ряды двускатных крыш над посадочными платформами. Старый рассыпающийся асфальт серел под колесами десятка разнообразных автобусов. Наш автобус остановился рядом со столбом, на котором криво висела ржавая табличка с надписью “Комсомольск-на-Амуре”. Под табличкой уже толпились люди с сумками и чемоданами. Второй водитель, поставив фильм на паузу, вышел, чтобы загрузить багаж. Новые пассажиры сгрудились перед дверью. Мы смотрели на них сверху. Водитель-морж на входе проверял билеты, которые приходилось чуть ли не с силой вырывать из недоверчивых рук. Люди ругались, стараясь поскорее сдать свои сумки-пакеты-чемоданы и войти в салон.
“Извечная советская боязнь не успеть, опоздать, боязнь того, что тебе ничего не достанется овладела ими в этот момент”, – вычурно, в стиле текста к кинохроники, подумал я.
– Почему они так торопятся, у них ведь у всех есть билеты? – спросил я Иру.
– Там не указаны места, а сидеть сзади желающих мало. Там часа через два будет настоящая Сахара, да еще тряска.
– Да, двигатель-то сзади, – согласился я.
Через десять минут все расселись и устроились. Дверь с шипением закрылась, и автобус тронулся. Второй водитель взял пульт и снова включил сериал. Люди, сидящие возле прохода, вытянули шеи так, что их головы лесенкой сходились к центру в конце автобуса. Через пять минут вновь прибывшие задние пассажиры, поняв, что смотреть так невозможно, уселись поудобнее и наладились спать. Ира, пока заходили пассажиры, собрала волосы в большой пучок, открыв нежную шею. Ее голова слегка склонялась влево, а в мочке чуть покрасневшего уха блестела маленькая золотая сережка-гвоздик с прозрачным камушком. То, с каким нарочитым вниманием Ира смотрела на экран, было понятно, что она чувствует мой взгляд. Непроизвольно она провела рукой по правой щеке, задев при этом сережку, которая заискрилась в лучах восходящего солнца. Чтобы не смущать её своим взглядом, я снова уставился в окно. Мимо проплывал город, похожий на большой пригород. Эклектичность застройки резала глаз, но не удивляла. Наш автобус ехал теперь по другой дороге. То тут, то там возникали островки частной застройки, которые достаточно быстро вытеснили остатки советских жилых коробок, исчертив довольно спокойный ландшафт кривыми серо-коричневыми заборами. Где-то за четвертым-пятым перекрестком от вокзала слева выросла нескладная красного кирпича новодельная церковь.
