О моих вчерашних грехах названная невеста не вспоминала. Когда прощались на скамейке у общежития, Майя прошептала, что пригласить к себе не может. Такой исход предполагал, потому не особо расстроился. Сегодня я ей уже без надобности.
Возвращался пешком – троллейбусы не ходили. Особо не спешил. Предзимний ветер холодил хмельную голову, успокаивал обиженного Демона, который зря проснулся, теперь скулил, раздразненный, необласканный.
Зато расчётливый Гном подсказывал: раз так завертелось – разрывать отношения с Майей не стоит. Рано или поздно дожму её. С дядькиной помощью или без – не имеет значения. Жениться на ней всё равно не буду. Пусть она планы свои, далекоидущие, с кем-то другим строит.
В квартиру пробирался как шпион, боялся лишний раз скрипнуть. Однако любовникам было не до меня: из гостиной раздавался скрип дивана, натужное дядькино сопение да притворные повизгивания Елены Сергеевны, отрабатывающей защиту кандидатской диссертации.
Не удержался, стал у дверей, послушал. Дядька молодцом – часа два минуло, как мы с Майей ушли, а он пыхтит. Можно понять: хочет откусить побольше от чужого пирога, да послаще.
Осторожно, чтобы не споткнуться в потёмках, подыбал в дядькин кабинет. Плотно прикрыл двери. Лампочку не зажигал, разделся и нырнул в заранее приготовленную постель.
Сморило мигом – замаялся за два последних дня. Давно у меня такого не случалось. Вернее – никогда. Взрослею. В засыпавшем сознании мелькали обвисшие Миросины груди, загаженный памятник Ленину, дядькины маслянистые глаза, последний зачёт «автоматом», бедро Елены Сергеевны и Майины коленки.
23 ноября 1991, Киев
Дядька разбудил перед обедом:
– Вставай, гуляка! Кушать пора.
После ночи с будущим кандидатом экономических наук, был он благодушным, но изморенным.
– Когда вернулся?
– Вы ещё не спали…
Я поднялся с дивана, придерживая рукой оттопыренные трусы.
– Мы до утра не спали! – похвалился дядька, смущённо посмотрел в окно.
Я чувствовал, как ему не терпелось поделиться радостью вчерашней победы. Приукрасить, конечно, приврать. Мужская похвальба почище женской, если этих самых женщин касается. Я ему, правда, не совсем подходящий беседчик – родной племянник, вдвое моложе. Однако не мальчик – мужчина, и, как мужчина, оценю, даже позавидую. Мужику такая зависть – лучшее признание.
– Богиня! – закатил глаза дядька.
– Красивая женщина, – согласился я.
– Не то слово… Ладно, умывайся и пошли завтракать. Вернее обедать. Ты собираешься уезжать?
