– Прошу, миледи, – вернувшийся Виктор присел на край тахты и протянул ей стакан свежевыжатого сока.
Она приподнялась и, взяв стакан, отпила освежающую жидкость.
– Вам легче, миледи?
– Да, Виктор. Благодарю, – едва заметно кивнула, отметив про себя, что даймон польщено улыбнулся. Прямолинейный и бесхитростный. Только ленивый не сделает из такого своего фанатичного сторонника… До чего же она была слепа и глупа.
Допив сок, вернула ему стакан:
– Я могу тебя попросить?
– Всё, что в моих силах, миледи.
– Ты можешь мне пообещать, что никому не расскажешь то, в чем я вынуждена была тебе признаться?
– Да, миледи, конечно.
– Понимаешь, если Герман или кто из ратников, причем с любой стороны, узнают, что мне присущи и сентиментальность, и жалость, моя жизнь станет совсем невыносимой. Я не могу позволить им этим пользоваться… Поэтому очень тебя прошу: ни при каких обстоятельствах не распускай язык.
– Вы хотите, чтобы никто вообще ни о чём не знал?
– То, что ты стал моим любовником, можешь не скрывать, лишь скажи, что это я жестко заставила, а сам ты от этого не в восторге.
– Почему именно так? – Виктор удивленно приподнял одну бровь.
– Потому что, во-первых, всё так и есть… я вынудила тебя… а во-вторых, и тебе и мне так легче будет.
– Я лучше вообще молчать буду.
– Это тоже вариант, – Алекто улыбнулась и кончиками пальцев коснулась его волос. – А ты хороший любовник. Я в кои веки сумела расслабиться, и даже тварь терзает меньше…
– Вы больше не злитесь на меня? Простили?
– Сейчас – да, но если и дальше продолжишь игры за моей спиной, вряд ли ещё раз прощу.
– Нет, больше не посмею. Я, наконец, понял, какая Вы, миледи. Я полностью на вашей стороне.
– Это радует… – её пальцы заскользили по его щеке, коснулись губ, – у меня ведь кругом враги… даже внутри меня… я совсем одна… Магистры лишь используют… а всех остальных лишь силой держать можно… Ты даже представить не можешь, насколько я одинока…
– Теперь нет, миледи. Вы можете мне доверять, я жизни не пожалею ради Вас… и во всем помогать буду. Клянусь.
– Твои слова как бальзам на мою изодранную тварью душу. Я ведь думала, что мне больше и не услышать такого… В глазах всех я лишь жестокая и злобная гадина, от которой лучше держаться подальше… Но Творец, похоже, сжалился надо мной, раз позволил ощутить надежную поддержку и опереться на плечо соратника, – она помолчала немного, потом решительно тряхнула головой так, что серебристо-платиновые пряди взметнулись над плечами. – Ладно, хватит сантиментов. Иди Германа мне позови. И было бы хорошо, если бы ты ему сказал, что на данный момент по злобности любая фурия мне и в подметки не годится, и предупредил, чтобы старался мне не перечить.
