Почему-то вспомнился наш Ларисой разговор о наших с ней родителях. Случилось это почему-то на пляже. Помню, я о своих родителях рассказывал с дикой неохотой и стыдом. Да и что рассказывать: отец, едва мне исполнилось десять лет, к новой жене свалил, и думать обо мне забыл: ни в гости меня не звал, ни ко мне не приходил; мать вскоре после ухода отца стала пить, на меня и вовсе плюнула… Ну, и дело кончилось сперва тем, что меня у неё забрали и поместили в детдом, а через несколько лет она умерла от цирроза печени. И как вам мои родители?
Зато родители Ларисы мне на зависть: настоящие интеллигенты! Мать была библиотекарем, отец журналистом. Но, главное, как говорила Лариса, она никогда не видела родителей ни пьяными, ни орущими друг на друга, даже если имел место конфликт. Всё решалось спокойно. И мать, и отец, по словам Ларисы, были людьми с юмором, много читали, отец ко всему этому был фанатом всяких подвижных игр. Так что Лариса переняла у обоих и любовь к книгам, и любовь к подвижному образу жизни. А ещё Лариса сказала, что родители её часто баловали: то купят ей что-нибудь, то сводят в кино… Однако всякое баловство должно быть заслужено хорошими отметками, примерным поведением, прибранной квартирой и помытой посудой. Словом, на халяву ничего не делалось.
Вот и кончилась неделя нашего с Ларисой блаженства. Мне было так грустно, что даже завтрак не лез в рот. Хотя Лариса его готовила с любовью.
– Ты что не ешь? – спросила Лариса. – Смотри, какие сырники вышли аппетитные!
– Да что-то не хочу, – угрюмо ответил я.
– Да что с тобой? – спросила Лариса.
– Ты бы могла ещё остаться? – спросил я.
– Я бы и рада, – начала Лариса, – но у меня сын. Хоть и негодяй он после того, что он сделал, но я его люблю.
– А он тебя любит?! – взбесился вдруг я. – Он тебе с того дня, когда ты ко мне пришла, хоть раз позвонил, спросил, как ты, или умолял тебя вернуться, прося прощение? Нет! Напротив, это ты о нём справлялась у сестры, это тебе до него было дело, а ему до тебя – нет! И ты его сыном называешь?! Да ты помрёшь – он о тебе едва ли вспомнит, а куда там заплачет!
– Антоша, опомнись! Что ты говоришь?! – почти крича, сказала Лариса. И я опомнился.
– Прости, любимая! – спокойно говорю я, обняв Ларису. – Конечно, ты права: сын – есть сын, какой бы он ни был. Прости, пожалуйста!
– Не грусти! – сказала с улыбой Лариса. – Я вечером позвоню тебе! А в выходные я снова вся твоя! Вся, вся, вся!!!
