— Я хочу Лару вернуть.
— Так верни.
— Ма-а-ам, издеваешься? Как? Если она что-то решила, то она решила.
— Так и ты реши так, чтобы она поняла, что ты не отступишься. Дай ей бой, поборись. — Дима пожал плечами. Легко сказать, а на деле? Мама вдруг обрела какой-то грозный и крайне убедительный вид: — Если Лара тебе в самом деле так дорога, то борись с ее упрямством. Она сильная — и ты будь сильным. На слабых она, будь уверен, уже насмотрелась. На таких, кто при первой неудаче сдается — неважно, родители это ее или парень какой-нибудь; но кто-то важный в ее жизни сдался, подвел ее так, что она от людей шарахается. — Теперь мама выглядела глубоко задетой, словно травмы Лары касались и ее лично. Дима забеспокоился.
— Мам, ты чего? Такое чувство, словно ты про себя говоришь.
Она покачала головой.
— Нет-нет, я не про себя.
Дима кивнул. У него даже были догадки, про какую из подруг мама вспомнила, но подтверждать он их не стал. Тайны близких она всегда хранила ревностно.
Разговор многое прояснил, позволил ему под иным углом рассмотреть пронзительно — словно они были его собственными — ранящие страхи одной сильной и упрямой женщины. Его женщины, если быть точным в словах. Черт с два он теперь отступится.
Когда в лифт в последнее мгновение перед закрытием дверей забежала Лара, Дима не сразу разобрался, в действительности ли видит ее перед собой или до сих пор дрейфует в недавних воспоминаниях и планах. Позабыв о пассажирах вокруг, он всматривался в нее, впитывал в себя каждую знакомую черточку, надеялся уловить аромат ее духов, встретить взгляд, найти в нем отражение собственных чувств и, быть может, знак для новой попытки.
На табло переключались этажи, Лара продолжала гипнотизировать телефон, не чувствуя, что в ней прожигают дыру. Очевидно, в отличие от него, она не страдала глупыми мечтами о случайной встрече и не тратила зря свободные минуты, озираясь по сторонам. Дима снова закипел.
Он утратил надежду увидеть ее лицо, но она, вдруг явно нерадостно вздохнув, бросила телефон в сумку и подняла взгляд. Ее глаза распахнулись, вспыхнули странной, нечитаемой эмоцией, и угасли вновь. У Димы не было сил разорвать зрительный контакт.
Она была идеальной, как и всегда. Безумно красивой. Спокойной. Нетронутой переживанием.
Неужели она ни разу не пожалела о своем решении? Неужели ей было легко выбросить его, Диму, из своей жизни? Неужели та тоска, что сжирает его изнутри, совершенно ее не коснулась? Неужели плохо только ему?
