Спустя мгновение по неведомой причине счастье вдруг сменилось невыносимой тоской.
Лара резко распахнула глаза и, судорожно вбирая в сжавшиеся легкие воздух, пыталась справиться с частым, поверхностным дыханием. Горло сковало спазмом, в груди неприятно бухало сердце. Никакого желания возвращаться ко сну не было, но и подняться с кровати пока не хватало сил.
Она успела привыкнуть, что на протяжении уже нескольких недель выбираться из постели от утра к утру становилось все труднее. Плотно закутавшись в одеяло несмотря на разгар лета, Лара дала себе еще несколько минут, чтобы без спешки примириться с началом нового дня.
Сквозь плотные бежевые шторы пробивался солнечный свет, из приоткрытого окна доносился шум проезжающих по дороге машин и знакомый, по прошествии многих лет, прожитых в этой квартире, запросто узнаваемый грохот — коммунальщики разгружали мусорные баки; значит, шесть утра или около того.
На прикроватной тумбе Лара нашла телефон и, поморгав, надеясь прояснить слабое из-за недостатка сна зрение, воспаленными глазами проверила время (действительно, всего лишь шесть пятнадцать утра) и новые уведомления. Она опять уснула лишь глубоко за полночь, но в последнее время в этом не было ничего удивительного, как и в том, что будильник утратил свое предназначение: всю неделю Лара бодрствовала задолго до его звонка.
В ванной она вяло, с трудом удерживая себя в вертикальном положении, умылась и почистила зубы, всматриваясь в собственное отражение с презрительной усмешкой на губах. Она красилась, как обычно, одевалась, как обычно, завтракала, как обычно, и запрещала себе думать о чем-либо, кроме работы. Ее раздражало засевшее в ней страдание. Она не хотела его признавать.
Жалеть себя — последнее дело.
Справится, она справится. Привыкнет. Переживет.
Ничего не длится вечно. Все проходит, и это — тоже пройдет.
Она и, правда, справлялась. Поначалу. Вроде бы.
Пару недель после… произошедшего Лара жила в привычном состоянии. Работала, отгоняла любые мысли о Диме — вполне успешно, стоит заметить, — и была уверена, что скоро рутина затянет ее обратно в колею. Рутина в самом деле затянула, но совершенно не так, как должна была. Предполагаемый верный путь к нормализации жизни обернулся отвлекающим маневром. Непредвиденно, Лара провалилась в черноту.
В один из вечеров, вернувшись из офиса домой, она, наконец, признала, что с головой погрузилась в хорошо знакомый ад. Снова каждый день на выходе из квартиры она натягивала на губы улыбку, чтобы не выдать истинных чувств, снова поднимала себя с кровати на одном только бунте против собственного бессилия, снова не видела ни одной причины радоваться жизни. Ее состояние, родное и изученное во всех подробностях, порождало страх и вместе с тем вызывало усмешку: Лару — быть может, немного зло, — забавляло, как все то, от чего она бежала больше десятка лет, без сопротивления возвратилось на круги своя, словно по щелчку.
