Игнат вспомнил, как Кирилл с Никой накануне о чём-то непрерывно говорили друг с другом, как блестели у обоих глаза.
– Я в душ схожу? – угрюмо вопросил он. – И это… – он оглядел себя критически, – я бы постирался, если не возражаешь, конечно. Можешь дать надеть что-нибудь?
– Да не вопрос. Халат отцовский тебя устроит? Чистый. Он удобный очень, как раз то что надо будет. А одежду просто в машинку запихни, я потом запущу.
От душа стало чище, но не легче. Вымытый Игнат облачился в халат и вернулся на кухню. Там уже сидел Лёлик и пил кефир. На лице его было написано столь же невыносимое вселенское страдание, но он, по крайней мере, мог улыбаться (хотя и криво). У Игната же кожа лица, как мокрая тряпка, тянулась вниз, мимические возможности были сведены почти к нулю.
– О, с лёгким паром и Новым годом! – возопил Лёлик. – Слушай, ну мы и набрались с тобой вчера! Я ещё не так критично, а тебе, видать, красное винцо-то в начале не пошло, не-ет, не пошло. Кефирчик будешь?
Игнат посмотрел на кефир, к горлу подступила тошнота.
– Не-е. Слушай, Стас, пойду-ка я прилягу ещё, не возражаешь?
– Иди, конечно. Мы сейчас тут Лёлика кефиром отпоим и опять гулять пойдём. А ты отдохни, если торопиться некуда. Мне тоже некуда, а родители только четвёртого приедут. Так что можешь тут хоть три дня торчать.
Игнат ушёл в комнату и лёг, теперь уже на кровать, а не на пол. Как только тело приняло горизонтальное положение, появилось головокружение. Не то, чтобы оно было невыносимым, но очень неприятным, перед взором всё плыло. Он закрыл глаза, тотчас же увидел какое-то серое звёздное небо, тоже крутившееся бесконечной каруселью, затягивавшей его дальше и дальше. Он подумал, что если встать (или хотя бы сесть), «вертолёты» исчезнут, но встать сил не было.
Минут через сорок Стас сунул нос в комнату, спросил не надо ли чего – например, чаю или алка-зельтцеру. Игнат подумал, и согласился на химию. Хозяин квартиры заботливо развёл препарат и принёс шипучий раствор. Получилось выпить полстакана. Стас поставил остаток на стул и сказал, что они отчаливают на прогулку, поскольку все уже встали и в состоянии.
– Звони, если что.
Вскоре хлопнула дверь, в квартире установилась тишина.
Минут через десять после приёма алка-зельтцера Игнату слегка полегчало, и он впал в лёгкую полудрёму. Это было странное состояние, когда вроде бы ещё не спишь, но уже начинаются сны – неглубокие и зыбкие. Перед ним поплыла всякая ерунда – то он видел Барака Обаму, в одних трусах несущегося вниз по лыжному трамплину в Яхроме, то Лёлика в костюме-тройке с сосредоточенной миной наяривавшего Бетховена на безладовой бас-гитаре, то ещё какой-то бред. Наконец накатил сон.
