Он приподнимает одну идеальную густую бровь.
— Я должен снова угрожать тебе?
Пристально глядя на него, я посасываю его большой палец быстрее, чем намеревалась. Мои зубы задевают его кожу, и я замираю, думая, что он будет править так, как если бы я пыталась укусить его. Когда он продолжает наблюдать за мной из-под полуопущенных век, я продолжаю на этот раз медленнее.
Мои щеки пылают, и я проклинаю себя за то, что так легко сдалась. Подождите, пока я не стану сильнее, я собираюсь столкнуться с ним лицом к лицу.
— Как быть? — он невозмутим. — У тебя новая проблема, Рейна.
Я бросаю на него быстрый взгляд, останавливаясь.
— Разве я говорил тебе остановиться? — он наклоняет голову набок.
Застонав, я продолжаю сосать палец и облизывать его языком.
— Твоя новая проблема в том, что ты слишком экспрессивна. Ты теряешь хватку.
Почему экспрессивность — это проблема? Я пристально смотрю на него, чтобы он точно знал, что я к нему чувствую.
Не знаю, чего он ожидал, но моя реакция, вероятно, не такая.
Ашер прищуривает глаза, прежде чем вытащить палец у меня изо рта.
— Я узнаю о той ночи, и заставлю тебя, черт возьми, пожалеть, что ты никогда не ступишь в лес.
— Ты псих. — я выдыхаю, мое сердце колотится.
Оно продолжает биться и пульсировать как сумасшедшее, будто скоро остановится и израсходует всю свою энергию.
Губы Ашера растягиваются в жестокой ухмылке.
— Нужно быть таким же, чтобы знать другого, мой ужасный монстр.
Он продолжает называть меня так, и я начинаю думать, что мне следует принять эту сторону, чтобы сразиться с этим конкретным монстром.
Рейна
Остальная часть недели заполнена визитами к врачу и попытками понять, кто я, черт возьми, такая.
Я все еще ничего не помню до того, как очнулась в больнице, и диагноз доктора Андерсона остается прежним: мои воспоминания со временем вернутся. Однако на последнем приеме я слышала, как он сказал Алексу, что мы должны готовиться к тому, что это может стать долгосрочным.
Я должна быть готова жить со стертой памятью.
Мысли об этом вызывают привкус горечи и тошноты. Я не готова встретиться лицом к лицу с этой мрачной реальностью.
Сегодня я решила закончить вечеринку жалости к одному человеку и вернуться в колледж.
Это мой последний год, и я не должна пропускать больше занятий.
Я могу ходить с бандажом на правой ноге, и нет смысла бродить по пустому дому. Алекс почти не бывает дома, если вообще бывает. Элизабет — которую я наконец убедила позволить мне называть ее Иззи — обычно отсиживается на кухне, готовя самую вкусную еду, которую я когда-либо пробовала.
