Рядом с продуктовым супермаркетом, я заприметил молчаливое собрание банкоматов и сообразил, что мне понадобится местная валюта. В здешних расценках я совершенно не разбирался. Единственной подсказкой для меня была информация о том, что богачей тут называли миллиардерами. Немного подумав, я решил, что для начала хватит и пары миллионов.
На экране высветилось сообщение о превышении максимального лимита на снятие наличности. Я активировал обходной протокол карточки, и банкомат с небольшими паузами начал выплевывать деньги порциями по двести тысяч. Когда мои руки заполнились, я распихал банкноты по карманам, а банкомат все не унимался. «И как миряне сами не понимают, насколько неудобны бумажные деньги?»
За спиной послышались возгласы:
– Ни хрена себе!
– Ты только посмотри!
– Молодой человек, что вы сделали?
Пол вокруг был усыпан бумагой, и деньги продолжали вываливаться, опустошая банкомат. Послышались новые потрясенные восклицания:
– Надо вызвать полицию!
– Не надо никого вызывать!
– Сбой системы…
Отчего-то приличные люди не торопились расходиться, и толпились рядом, большинство – как вкопанные, и зачаровано смотрели на сие представление, поневоле мною разыгранное.
«Пусть сами разбираются, – решил я и стал удаляться».
– Держите вора! – послышался женский голос за спиной.
– Заткнись, дура! – ответил ей какой-то мужчина истошным тенором.
– Ой, мамочки! Ой, что такое!
Пока я отдалялся, было слышно, как позади началась какая-то балаганная возня. Доносились голоса множества людей, преходящие в крики и вопли.
«Все-таки они варвары, – подумал я.»
Бар «Muhamed’s барокамера» показался мне своеобразной инвольтацией прохладного арабского уюта в лоне вялой мирской суеты. Стены и пол покрывали толстые восточные ковры, усыпанные узорчатыми подушками. На низких столиках стояли кальяны и чаши с сухофруктами, вездесущим рахат-лукумом и пахлавой. С потолка на толстых цепях свисали золоченые лампы, похожие на миниатюрные дворцы с куполами. Я снял туфли и пошел по ковру, выискивая глазами девушку в черном платье с шифоновым шарфом на шее.
Соня сидела на ковре в позе по-турецки рядом с рыжеволосой веснушчатой девушкой в длинном клетчатом платье и оранжевых гольфах. Напротив них также на полу у стены уложенной подушками располагались трое мужчин. Сидевший посередине казался как бы зажатым между двумя другими мужчинами и столом. Под глазом у него был свежий чуть розоватый синяк. Двое других оживленно беседовали.
