– Это, наверное, кто-то бутылку разбил в камнях, – буркнул задумчиво Захар.
– А может это самородок золотой? – встрепенулся Чика.
– Золото – оно жёлтое! А у бутылки стекло зелёное, – уверенно отрезал Захар и неспешно направился осматривать каменную россыпь.
Да так и застыл истуканом.
– Что там? – не выдержал Чика.
– Иди сюда. Сам всё увидишь, – ответил друг.
– А сказать трудно? – обиделся Чика, покачал головой, поплёлся к Захару и остановился рядом.
– Ничего здесь нет, кроме ящерок и разных камней. Давай вернёмся домой! Нас ведь ищут везде! Ох! Попадёт нам по первое число! – выдал он мысль, глодавшую его изнутри все эти три дня.
Захар опустился на одно колено, осторожно поднял большой округлый камень и повернулся к Чике:
– Раскрой глаза! Вот она! Настоящая изумрудная ящерица! Теперь видишь?
Со сколотой стороны камня на ребят загадочно смотрела застывшая в повороте зелёная фигурка.
Она была точь-в-точь, как живая, а в глубине глаз мерцали холодные искорки.
– А вдруг она волшебная? – прошептали задрожавшие Чикины губы. – Мы никому её не покажем. Это будет наше сокровище, наша тайна на всю жизнь!
Из ивовых прутиков тут же сплели корзиночку. В неё положили сухой мох, потом драгоценную находку, сверху снова сухой мох. Завернули всё в запасную рубашку и уложили в котомку Захара.
Обратный путь домой оказался долгим и трудным. Но наши герои не сдавались. Они пробирались сквозь дикие заросли, исполнив свою давнюю мечту. Окрылённые удачей, стойко преодолевали все трудности таёжного похода.
А тайга вертела, кружила, манила, завлекала на ягодные склоны сопок… Пугала протяжным рёвом изюбря. Противные крики сойки, сорочий переполох, снующие туда-сюда лапочки бурундучки, красавец беркут, парящий в бескрайнем небе, великаны кедры, гордо хранящие в недосягаемой высоте тысячи шишек, набитых такими вкусными орешками…
Всё это требовало внимания, взгляда, лёгкого замирания от неожиданной встречи, полного оцепенения с широко раскрытыми глазами и перехваченным дыханием, бухающим от страха сердечком.
Миллионы звуков лесной жизни не давали ни секунды покоя, раскрывая всю картину бытия каждой травинки, веточки, листочка, зверушки, пичужки, капельки…
Поздним вечером искры угасающего костра и густая тьма, обволакивающая со всех сторон липким холодком наших сорванцов, вызывали острую тоску по дому, по батьке с мамкой, по стёганому ватному одеялу, по матрацу, набитому сухими листьями, по друзьям и товарищам, по киношке в гарнизоне…
