– Он у нас сам золотой, как Фаберже, – с теплотой отвечала Ирина, выспавшаяся, похорошевшая, помолодевшая и возрождённая. Много ли бабе надо – семь дней не работать, и вновь она молодуха на выданье.
Андрей терпел, но чувствовал, что терпению приходит конец.
Его раздражало буквально всё. Как скрябает собака своими когтищами по плитке. Как не его свёкр с не его свекровью чмокают и чавкают. Разговоры Ириного отца-вдовца с дедом бывшего мужа о политике. На детей Андрей старался не смотреть, потому что те сразу же прибегали обниматься и целоваться.
Когда наконец дед Анатолий разбил венецианское стекло, стоявшее в виде вазона в шкафу, который пошатнулся от удара об него инвалидной коляской, Андрей встал, чтоб сказать всё, что думал.
– Правильно! – воскликнула бывшая свекровь Ирины. – Пора обмениваться подарками. Ты нам, Андрей Андреич, как отец родной, подарил самое главное, чего у нас не было. Это дом! Семья была, счастье и взаимопонимание были, а крыши нормальной над головой не было, – она прикусила губу и пустила слезу, вспоминая бедственное положение семьи, когда даже на хлеб и то денег не хватало.
– Хорошо говорит, – добавил со слезой дед Анатолий, со всем соглашаясь. Отец Ирины похлопал старика по плечу, мол, всё плохое позади.
– За добро добром платят, что б люди ни говорили, – продолжала свекровь, – но дарить нам в ответ тебе нечего. Бедны, как крысы, родимый ты наш. Лучшее, что есть – это Иришка наша, красавица и умница, дети-внуки дорогие, умненькие – на них вся надежда. Да и вот икона наша семейная, необыкновенная, в серебряном окладе с золотым напылением, которую из поколения в поколение Дедялковых мы храним и бережём. Ни под каким предлогом не продаём! Ибо благость она дарит всем и каждому. Надежду вселяет на любовь истинную. С тобой мы её окончательно обрели, Андрей Андреич, с тобой Пресвятая и останется.
И поднявшись на стул, чтоб достать, приложила икону к челу будущего зятя, пусть и неофициального, дабы узаконить дарование.
В голове у Андрея Андреевича зазвенело знакомым колокольным перезвоном. Он ошалело уставился на хмурую Мадонну в серебряном одеянии, которая вдруг, как ему показалось, улыбнулась и прищурила взгляд, почувствовал влажные поцелуи благодарных за приют мнимых родных и упал в беспамятство.
– Андрей! Андрей! – звал его знакомый любимый голос. – Дорогой мой! Да что ж это такое! – молилась и плакала Ирина, сидя рядом с большим телом любимого, потерявшего сознание.
