– Раз поел, убери за собой.
Борис ошалело воротнул головой в сторону раздражителя его спокойствия и наткнулся на спокойный взгляд плюгавого отличника.
– Ты это сейчас со мною разговаривал? – не веря собственным ушам, сказал он.
Славик ухмыльнулся, глупый все-таки разговор получался «Ты мне сказал? Да кто ты такой! Да не твое дело!», прям как в голливудских дурацких фильмах про всяких там ковбоев.
– Ну, тебе… – не останавливался тем не менее пацан, зная, что все эти бугаи только до поры до времени смелые.
Как вдруг из ниоткуда прямо посередине начинающегося тайфуна возникла фигура трудовика Александра Ивановича, который будто только и ждал этого момента, чтобы схватить ребят за руки и, пока те не очухались, отвести их в свой набитый молотками и стамесками кабинет, не забыв зачем-то прихватить и табуретку.
Александр Иванович, в прошлом сам детдомовский ребенок, на инстинктивном уровне чувствовал очаги зарождения пожара, и давно следил за Надеждиным Борисом, который вошел в пору, где все вокруг вызывает сильнейший интерес и хочется все видимое проверить на зуб и мускул. Поэтому, издалека завидев нехороший румянец на подопечном, успел распознать назревающий скандал. К Славику вопросов у трудовика не было, кроме одного момента, Александр Иванович не понимал мальчишку, точнее не мог его раскусить. «Экзотический фрукт. Слишком большая фантазия. Слишком много мозгов и мыслей. Одним словом, самородок. Простыми руками такого не возьмешь». Но Вселенский учился на одни пятерки и вообще слыл примерным и образованным, поэтому не представлял угрозы для всеобщего спокойствия. А тут такое!
– Ребята, – дружелюбно начал Александр Иванович, прекрасно зная свою работу и хорошо представляя план действий. За тридцать пять лет стажа было проведено немало таких разговоров. – Мужики есть мужики, пусть даже, если они еще мальчишки, – рассадил он их по разные стороны от себя, а сам, как арбитр уселся посередине. Злополучный табурет поставили рядом. – Давайте так: у каждого есть своя гордость и свое пространство, это понятно. Теперь разделим наш интернат на зоны влияния. И всем будет хорошо. Ты, Славик, как меньший, думаю, готов уступить и не заходить туда, где Борису неприятно тебя видеть. Ну а ты, Борис, – понизил голос трудовик, – давай тоже утихомирься и на младших просто так не наезжай. Мы все-таки не маменькины сыночки и выросли не в райских кущах, а живем в большой и сложной семье общежития, где надо понимать, есть законы и правила. Ибо в исправительных учреждениях для малолетних с вами так разговаривать не станут. А начнется серьезная взрослая жизнь, и тогда запоешь совсем… – не закончил свою речь трудовик, так как Вселенский поднялся и сказал:
