– Депрессия с латинского переводится как «подавленное состояние человека». Оно характеризуется упадком жизненных сил и настроения, пессимистической оценкой окружающего мира, и себя в том числе, заторможенным состоянием моторного и интеллектуального развития…
– Разверзлись хляби небесные! – всплеснула руками Галина Ивановна, завидев странную картину, полную и упадка жизненных сил, и пессимистической оценки окружающего мира.
– Что, собственно, произошло? – начала бабушка с главного, придя в себя и экстренно включая в своём сознании никогда не дремлющего родителя по имени Богдан Вениаминович, тут же заглянувшего в кастрюлю, будто там могла находиться причина несчастий.
– Отпуск накрылся медным тазом… – сквозь набежавшие слёзы промямлила Ляля.
– Почему тазом? – тут же стал дознаваться Богдан Вениаминович, в прошлом сыскных дел мастер. – У вас же путёвки куплены. Погода за окном ясная. Взлёт возможен. В Сочи ни цунами, ни шквальных порывов не обещано. Лететь можно.
– Короче, буль, – начала деловито Вера Павловна, взяв командование в свои руки. – Тётя Мила, обещавшая маме отвезти меня в лагерь, теперь отказывается это делать и ещё не хочет меняться отпусками, так как сама собирается на море, чтобы пережить стресс, вызванный расставанием с дядей Виталиком.
От подобного повествования глаза Галины Ивановны сначала ошалело вылезли из-под очков, осмотрев без увеличителей обстановку и лица присутствующих, а потом, вернувшись в свой обычный вид, совершили круговое движение по часовой стрелке, что означало крайнюю степень озабоченности.
– Это всё, Лена? – хладнокровно спросила бабушка Галя маму.
– Не, буль… ещё…
– А тебя никто не спрашивал! – строго оборвала Галина Ивановна слишком заигравшуюся во взрослую жизнь внучку и, высоко замахнувшись, но не сильно ударив, как говорится в пословице про мачеху, отвесила ей подзатыльник, выбивая с пульта мозгового управления Петра Николаевича и освобождая место для ребёнка Люси.
– Между прочим, государство приняло законы о превышении полномочий родителями… – кинул напоследок родитель Пётр.
– Отниму все айпады, и поедешь к бабе Наташе в деревню лук полоть! – грозно пообещала Галина Ивановна, а подзатыльник и последние слова окончательно включили Люсю, которая только и ждала, чтобы подбежать к любимой «буле», как она её называла, поластиться.
– Буль, ну не злись… Ну прости. Я больше так не буду, – приговаривала ребёнок Люся, выставив свою самую милую улыбку раскаяния.
