гнев Божий до дна измерив.
Власть горькая над народами та распалась.
Атрокс
Ученые в иной хлопочут брани, в изучении творения венца.
Царем провозглашают бурю, ломай, руби и убивай,
будто всё для тебя.
Другие со зверями сравненья ищут, позабыв об имени Творца.
Несовершенство ставят во главе угла, пороки будто ерунда,
Нас породила мать земля, мы та трава, растем по воле астронома.
Умножаться велят и не вникать в метафизику чудную.
Не лучше ль жить по законам мира,
в границах пастбищ и загона,
Оправдывать поступки чрез того зверя в клетке,
что нападает дичь почуяв.
Сколько детей предстоит им обмануть,
сколько идей ложью доказать.
И лжи теория в истину внезапно превратится.
Хозяин лавки
Не успеешь спохватиться…
Критичны слишком вы,
нужно быть добрей к неразумным тем поступкам.
Миллионы с пути истинного отвращают,
одною книжкой жалкой.
Не это ли искусство?
Зло заставляет думать, что его и нет, назло церквям.
Себе в обиду, задета моя гордость,
но как насыщен резонанс в системе шаткой.
И с этой мыслью, темными ночами вам не спится?
Атрокс
Разве я один способен изменить, повлиять, разбудить?
Хозяин лавки
Безусловно. Если поверите вы мне,
на вещь вот эту взгляните одним глазком,
Словно художник одним мазком,
начнете новый холст.
Атрокс
Чашу полную мне не испить.
Хозяин лавки
Слишком просто?
От глотка никто еще не умирал.
Атрокс
Душу раз и навсегда терял.
Хозяин лавки
Подарок есть, у меня чудесный, так возьмите,
время ведь не ждет.
Поспешите, людей не рассмешите и,
Познаете, кто за порогом ждет.
Атрокс
Кошмар!
Вся жизнь моя лишь он один,
днем тревожит и ночью беспросветно гложет.
Рожден чудовищем я в день счастливый,
сожженный солнцем как сын Дедала, летящий по небу Икар,
Ужасен мой лик и руки, все струпьями покрыто тело,
и там где восхищенье множит
Родня, со страхом отворачивалась прочь,
коря жену родившую того младенца, что рыдал,
Пленник уродства, не видя, уже познал,
мою участь – быть отверженным изгоем,
Среди прекраснейших людей,
скрывать за стенами иное естество, тогда узнал
Взглянув в зеркало простое,
разбилось вдребезги оно и отражение срамное вслед за боем
Часовым в память врезалось ему,
отныне представляет явственно всегда, а зеркала
По-прежнему на осколки, части,
сыплются на землю, полки.
А дамы, люди, господа с болью в сердце падают,
держась за грудь, кровь, словно смола
Из очей их истекает, слезами к небу вопрошают,
избавить их от столь противного лица,
Убивает жизнь саму, уродство вечное даровано тому.
Я обречен, муки адские терпеть покорно,
