Возможно ли такое?
О, как прекрасны вы,
познать бы жизни ваши,
мысли и труды, прочесть
Мириады книг судеб,
иные вознеслись,
другие пали,
мирские и людские,
Духовные с благоговением воздали,
нас распинали и прославляли,
на руках носили и продавали,
Детей рождали, одним лишь этим жили,
серебром и славой,
прахом одним безудержно питались всласть.
И нет пределу оскверненью, з
а кусок земли, за дом, друг друга поедали.
Мы молитвы в келье со страхом в смирении шептали,
всю жизнь, а не часть.
Богу посвятили жизнь служению и послушанию,
учили тело укрощать, мало есть и мало спать,
С Песней на устах и днем и ночью,
чтобы верить, дабы знать.
В юности предавались мы порокам,
испробовать, исследовать стремились мы,
Вкушали вина, пищу сладкую
и сладострастные жизни своим неистовством пытали,
Развращали дев непорочных,
увлекали в грех, зарекались от сумы и тюрьмы,
Жадно пили жизнь, в дурмане ощущали мы Парнас,
стихи беспутные слагали,
Молоды, но так быстро увядали,
подобно отрезанным цветам.
Другие целомудрие хранили,
соблазны не пленили их,
Девство до замужества хранили,
учились, читали и творили,
отдаваясь полностью мечтам,
Сбудутся ли они, увы, никто не скажет вам,
с корнем вырывающий тот ветер стих,
Столкнувшись с моралью непоколебимой,
нерасточимой на всякого рода пустяки.
Умерли, выросли,
пути обоих нелегки.
Кто в одиночестве,
кто в семье,
кто в царстве,
а кто вовне.
Нищий с протянутой рукой,
калека и бездомный,
богатый с кошельком скупым,
Видим рай и ломоть хлеба наяву,
а кто-то лишь во сне.
Создаем и разрушаем,
воюем, или выбираем мир,
быть как все, простым,
Или другим.
Представить невозможно,
сколько судеб,
увы, не прочитать,
не записать, утеряны, увы,
Они будут, и гроб на гробе будет стоять,
скромные кресты заменят рельефы валуны,
Памятники из камня мертвого сотворены.
Сотрутся надписи,
спросим – “А были ли мы?”
Жизнь сложна, если думать много,
но времени всё мало,
спрашиваем у часов – “Сколько, сколько?”
Лишь молчанием они ответят нам,
знает Тот, кто создал само время.
Умом моим безумным всё это не постичь,
не познать вас звезды неземные, только
Бы не проросло мое гнилое семя.
Маска эта больше не нужна,
красивы вы,
может быть красив и я,
Терпеливы,
вы любимы,
так может, и полюбите меня.
Олицетворение шута сойдет пеленою с глаз,
Представлю я себя на всеобщий показ.
Чудовище, иль человека,
уголь иль алмаз;
смотрите и,
Судите!
Во время дождя земля набухает от влаги, многочисленные норки затапливаются, поэтому червяки выползают наружу, и именно так произошло в тот день. Ползут, либо лежат, на тех местах, где обычно ходят люди, опасно, ведь могут быть раздавлены, покалечены. И вот червяк медленно двигался не по дороге, а чуть в стороне. Поблизости гулял мальчик, увидел и подбежал к продолговатому существу, достал из кармана лупу. Дождь к тому времени уже закончился, выглянуло солнышко, летом не редкость смена погоды. И что же вы думаете, он стал делать? Рассматривать через увеличительное стекло? Увы, нет. и Действия мальчика были иного плана. Он, нацелив лупой на червяка, настроил, повернул в сторону солнца, появилась маленькая точка света на влажном тельце, которая вскоре начала обжигать, словно луч. Червяк от боли стал извиваться подобно змее, а мальчик по-прежнему безжалостно жег его ровно посередине, пытаясь разделить на две равные половинки. Однако все закончилось не так трагично, вовремя подбежала мама мальчика, взяла его за руку, тем самым убрав губительное стекло, “маленькому палачу” это жутко не понравилось, и он сразу выказал свое недовольство, на что добрая женщина сказала – “Не делай так больше, он тоже хочет жить”. На этом слове они ушли, а судьба червяка неизвестна, одно ясно, он не так пострадал, как мог бы.
