* * * Вот уеду, исчезну, на года, навсегда, кану в снежную бездну, пропаду без следа.
Час прощанья рисую, гладкий след от саней... Я ничем не рискую, кроме жизни своей. Вероника Тушнова. Лирика. Москва, "Художественная литература", 1969.
* * * Бывало все: и счастье, и печали, и разговоры длинные вдвоем. Но мы о самом главном промолчали, а может, и не думали о нем. Нас разделило смутных дней теченье сперва ручей, потом, глядишь, река... Но долго оставалось ощущенье: не навсегда, ненадолго, пока... Давно исчез, уплыл далекий берег, и нет тебя, и свет в душе погас, и только я одна еще не верю, что жизнь навечно разлучила нас. Вероника Тушнова. Лирика. Москва, "Художественная литература", 1969.
* * * Открываю томик одинокий томик в переплёте полинялом. Человек писал вот эти строки. Я не знаю, для кого писал он.
Пусть он думал и любил иначе и в столетьях мы не повстречались... Если я от этих строчек плачу, значит, мне они предназначались. 1948 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: "Русский язык", 1981.
НОЧЬ (Зима 1942 г.) Смеясь и щуря сморщенные веки, седой старик немыслимо давно нам подавал хрустящие чуреки и молодое мутное вино.
Мы пили все из одного стакана в пронзительно холодном погребке, и влага, пенясь через край, стекала и на землю струилась по руке.
Мы шли домой, когда уже стемнело и свежей мглою потянуло с гор. И встал до неба полукругом белым морскою солью пахнущий простор.
От звезд текли серебряные нити, и на изгибе медленной волны дрожал блестящим столбиком Юпитер, как отраженье крохотной луны.
А мы купались... И вода светилась... И вспыхивало пламя под ногой... А ночь была как музыка, как милость торжественной, сияющей, нагой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . Зачем я нынче вспомнила про это? Здесь только вспышки гаснущей свечи, и темный дом, трясущийся от ветра, и вьюшек стук в нетопленной печи.
Проклятый стук, назойливый, как Морзе! Тире и точки... точки и тире... Окно во льду, и ночь к стеклу примерзла, и сердце тоже в ледяной коре.
Еще темней. Свеча почти погасла. И над огарком синеватый чад. А воткнут он в бутылку из-под масла с наклейкой рваной - "Розовый мускат".
Как трудно мне поверить, что когда-то сюда вино звенящее текло, что знало зной и пенные раскаты замасленное, мутное стекло!
Наверно, так, взглянув теперь в глаза мне, хотел бы ты и все-таки не смог увидеть снова девочку на камне в лучах и пене с головы до ног.
