Утонуть в них просили, меня заворожили.
Нет прекрасней замысла картины,
Как и божественней поэмы нет, так и стихиры.
Как жаль, что все мои описанья слабы и мнимы.
Она часть недостающая меня, будто вырванные
Страницы книги и смысл потому во мне далек.
Благоденствие чувствуя всестороннее
Уселись на выступ каменный, взор ее пророк
Спешил излечить раны матерью истерзанные.
Это истинная жизнь вблизи родного человека.
За жизнь ее готов я был жить и умереть.
В ней вся вселенная, вся библиотека
В молекуле одной, которой суждено стареть,
Меняться, однажды истлеть минуя тяжбы века.
Но душу девы я успел душой запечатлеть
На кадрах памяти своей, на сердце фотоаппарате.
И снимки те жизнь мою счастьем обогащают.
Листья под ножками девы купаются в злате.
Мир остановился, ветер, птицы затихают.
Как утомленная зимой природа оживает в марте.
Планета вращенье замедляет, время пространств
В любви вечное воссоединенье.
Вечность должно быть такова, красота убранств,
Рожденье в возрожденье.
Мир без нищеты, лжи, коварств.
Бессмертный брак, нерушимый святости венец.
Когда секунды словно тысячелетья.
Только мы вдвоем и всюду Святой Отец.
Позабыли кольца мы и платья подвенечные.
Радужки очей – нет прекраснее колец.
Весь воздух был тобой напоен.
Мир преисполнен богоравною стезей.
Владычиц небесных гор с ангелами вровень
Воспели наш сердечный стук трепещущей слезой.
Восстали духи, их гимн весне подобен.
О тебе они слагали благую песнь.
Крылья пламенели, светились нимбы.
Осанна – пели, приветственную весть.
О любви нашей слагали вышние молитвы
Вечной юности – целомудренная честь.
Я помню каждый жест, взгляд, ресницу,
Век опущенных в прозорливости томленья.
Я предложил: “Торбу мою возьми, эту вещицу,
С которой я не расстаюсь в дни ученья.
Я обрадовал тебя, ведь душа – рая птица,
Возносилась высоко, сколь дивно, чудно
Мы едины и в то же время раздельно мы.
Даже поверить в это чудо трудно.
Словами любви, но мы вольны
Жизнь принижать явью будто.
Куда подевались все, лишь мы остались на земле.
Невинные сердца будьте благословлены
Радующиеся девственной юности поре.
Любовью, тою царицей мы освящены.
Горим в неопалимой купине.
Мы шли обратно, занятия по литературе,
Вместе, рядом, толкуя о музыке и певце.
Впервые я с девой в вестибюле.
По лестнице мы поднимались, в окне
Нам солнышко мерцало поминая всуе
О Творце, о провиденье милосердном.
Мы говорили о моей сестре, живущей в Москве.
А Арина смиряла меня ликом миловидным,
И пространным всё казалось, в новизне.
