Со мною плакал он злосчастно.
Осени он наместник и вождь.
Я вопрошал у него: “Ужели всё напрасно?”
Солнце скрылось за облаками, но лик
Арины светел для меня, как и прежде.
Ее хранитель лучезарный архистратиг
Преграждает мне путь в Эдем, невежде.
Но в Арине я разглядел того рая блик.
Любовь лишь миг, когда сражен мгновенно.
Я жизнь познал в ее очах, Бога в ее душе.
Сонмы духов ликующих победно
Невиновного судят в любовной ворожбе.
Но их пенье не враждебно.
Жизнь новая для поэта началась.
Я обрел любовь и творческие муки.
История, которая трагедией звалась
С рожденья, отныне в красках мои руки.
За перо моя десница встревоженно бралась,
Пытаясь описать, что описать нельзя.
Особенно словами столь малого юнца.
Бессмертье коего стезя
Бесславного творца.
Тогда как Арина покой нежданно обретя.
Нежнейшее невинное созиданье.
Томила ожиданием меня, сидела иногда
Рядом, а вокруг одногруппников собранье.
И ворон Эдгара словно кличет мне – никогда.
Тебе не быть кумиром ее сознанья.
Оставь надежду – для меня Данте начертал.
Но я мечтал, созерцая изгибы губ ее.
Будто при разговоре кто-то разделеньем покарал.
Расходились, сжимались, будто свое
Отраженье лучшее видел в милой, взирал
На красоту, которой и я наделен с рожденья.
Образ всемогущий позвольте запечатлеть.
Волос локонов ее чудное сплетенье,
Заставляло сердце замереть.
Раскинулись по спине они без разоренья.
Творец, не уступают ангелам они Твоим.
Но превосходит всякое творенье.
Величьем превосходным я судим,
Создавая достойнейшее моленье.
Вся Вселенная лишь нам двоим.
Созвездья и планеты, солнце, шар земной.
Воздух для дыханья, вода и пища для питанья.
Всё без тебя умрет, поэтому вечно будь со мной.
Оживай на страницах этого писанья.
Осень засыпая, посыпь белою золой
Наше прошлое, что давно ушло.
Мудрецы поют – живи сегодняшним днем.
Но я живу днем прошлым, всё прошло.
Мне радостно, мне бы стать резцом.
Дабы память высечь, что сердце жгло
Воспоминанье – взор девы, великий взор!
Которого я недостоин был.
Вышвырнула меня словно ненужный сор.
Чем больше нелюбви, тем горячее пыл
Поэта, там, где была росинка, ныне вырос бор.
Она миру явленье божества,
Что нужно вам еще, какие вам еще знаменья?
Но каюсь я в злодействе воровства.
Ибо я взор ее посмел украсть, миг ее зренья.
Насладился светом глаз ее, она не черства.
Выразить я не могу, то святое восхищенье.
Смерть принять я был готов тогда.
Ибо судьба кляла воспрещенье.
Арина – вот имя древа, запретного плода.
Последствия я ведал, уповал на всепрощенье.
