Я слишком давно сижу со светом, поэтому мое восприятие времени стало ломаться на корню. Порой создается ощущение, что работа создана как замена жизни, чтобы не ощущать ее вовсе.
Отделение травматологии, в котором я работаю, находится прямо над отделением онкологии и гематологии. Ночью, когда онкология и травматология становятся примерами тишины, то коридоры наполняются постоянным мычанием от боли, однако – вы никогда не увидите там ничего нового, даже людей.
Облупившаяся краска, кровати, проседающие на дециметр от малейшей доли давления на матрас, деревянные окна – никому не хочется тратить деньги на тех, кто в любом случае умрет, хотя, условия, которые создаются в отделении онкологии, нужны для того, чтобы скорее прекратить страдания онкобольных. Каждый раз, проходя мимо палат, двери в которых деревянные, я обращаю внимание на то, что находящиеся там люди не сдвигаются с места. Время около полуночи, окна бросают проблеск света на цементный пол, а мое тело движется вдоль по коридору. Каждый здесь не имеет волос на голове – химиотерапия ослабляет деление не только раковых клеток, но и клеток самого человека.
В некоторых случаях химиотерапия приводит к излечению какого-то вида опухоли, а в некоторых лишь замедляет сам процесс образования опухоли. Все мы носим бейджи на халатах, которые позволяют не запоминать имена врачей вовсе, а я чувствую себя как собачка, на ошейник которой нанесено ее имя. Если бы на моем ошейнике оказалось любое имя, существующее в этом мире, то изменило бы это что-нибудь по сути своей?
И ты здороваешься с каждым, узнавая его имя, которое для тебя как набор дырок на перфокарте.
Привет, я Арсений. Привет, я Виталий. Привет, я Денис. Привет, я Олег. Привет, я Владилен.
Чаще всего я загибаю бумажку, находящуюся внутри бейджа, чтобы половина, на которой написана мое отчество, фамилия была загнута внутрь. И каждый раз на меня спускает свой гнев заведующая отделением, которой не нравится, что я говорю людям правду, и делаю то, что необходимо. Не только мне, но и нам всем вместе взятым, необходимо это. Моя тень сливается с общей темнотой коридора, а я вижу дверь в ординаторскую онкологического отделения, на которой висит объявление. Объявление гласящее, что теперь встреча с лечащими врачами возможна только один раз в неделю: по вторникам, а я вспоминаю, что по вторникам санитарный день. Два раза в месяц. Дверь открывается со скрипом, способным оглушить человека, подвижные части этой двери не знают, что такое смазка, а я знаю, что будет с теми людьми, что лежат в этом отделении. Дверной проем открывает вид на мою верхнюю одежду, а вскоре ее там не остается, как и не остается света в этой комнате, как и не остается света в этом отделении.
