В этих местах был свой уклад, свои управленцы, свои жилища не требующие каких-либо изменений или политических распарь. Рабочие элементы Маркса заняты другим. Озабоченность составляла в рождении детей, которые позже насытят цеха, создавая круговорот рабочих рук.
Даже непогода, охватившая весь регион, отступала от бессмертных производств, которые, не церемонясь, пожирали молнии, грозы, снегопады и ливни своими языками пламени и дыханием едкого дыма махин. Трудяги не видели солнца, но и не нуждались в нем, как нуждались в ярком искрящем сплаве металлов перед глазами.
Емельян сидел перед картой, но четкого понимания и логики преступника не понял. Преступления были разрознены, то в одном месте, и сразу в другом. Люди пропадали, причем пропадали не гуляки и антиобщественные элементы, но приличные и порядочные граждане. И отложив карту, Емельян смотрел в окно, погрузившись в размышления.
Экипаж двигался. Из окна ясно раскатывался Город, стоящий на полке однообразия, диктуя капиталистические разумения жизни. Двадцать первый век перевоплотился в гоночную капсулу достижения эфемерных наград: где-то осторожней на наркотических поворотах, где-то сбавить скорость, чтобы не улететь в лапы смерти, где-то не снижать её, дабы не терять время в институте брака, и постоянно смотреть по сторонам.
Далее перед экипажем произросла Городская фондовая биржа. До определённого времени, данный финансовый институт мало кого интересовал, но после сказок быстрого обогащения, жители отправлялись в это Эльдорадо в поисках сокровищ. Правда сквозь бури и бушующие волны котировок к этому острову, многие лишь терпели убытки. Даже сейчас, подходя к зданию, нас встретят так называемые «падальщики», прозванные за свои долги перед биржей. Они, имеющие влечение к азарту, продолжали не торговать, но играть, теряя деньги, погрязая в зыбучих долгах.
Падальщики разместились на тротуаре в несколько столов, образуя общину. Кто-то из них с покрасневшим лицом ожидал возвышения котировок, другой судорожными движениями восклицал о новом проигрыше, третий размахивал руками, четвертый вовсе крестился.
Внутри здания, спекулянтов ожидали котировки отражающие настроения игроков, а не цены, как это принято видеть. В зале торгов постоянно кто-то бегал, предлагая купить или продать бумаги по наилучшей цене, и купив бумаги у этого человека, неожиданным образом выяснялось, что цены были ещё выгоднее у другого продавца, пробегавшего рядом. Цены постоянно менялись. Продавцы уверяли, что сейчас самый выгодный момент для покупки. Те же самые продавцы выкрикивали падальщикам из окон цены на котировки, делая надбавки за свои услуги, чтобы те платили и оставались в долгах. Так создавались манёвры для махинаций, где можно преуспеть и обогатиться на стервятниках тротуара. Определенная каста людей жестами показывали движения котировок, и пальцами указывали то два, то три лота к покупке. Это был свой язык, позволяющий быстрее передать информацию коллеге по финансовому цеху.
