Нарушители синтетических границ | страница 4
А вечерами, когда все тени уходят, она раскладывает пасьянсы. Колода у неё старая и неполная, и пасьянсы не сходятся. Но Кикимора не расстраивается – она попросту не знает, что пасьянс может сойтись…
Качели… Иногда они ей снятся. Но сны у Кикиморы мутны и туманны. Проснувшись, она никак не разберёт, отчего была так счастлива…
И я хочу попросить: если встретишь её… ну, так… случайно… пожалуйста, расскажи ей, как сделать качели. Там на древнем плодовом дереве есть крепкая ветка.
Разряжаюсь
Заряд. Наряд. Обряд.
Я наэлектризовалась, как молния… Хватаюсь за металлические стержни-громоотводы. Не видно тропинки, просто земля под ногами. Земля под ногами – вот и заземляюсь.
Пустить корни. Оживить уснувшую память. Легко и непринужденно. Все направления открыты.
Корни медленно, пунктирно пьют свет, подаренный Землей.
Бледно синие искры в надежных руках Земли. Возвращаю свой долг… Возвращаюсь… Вращаюсь… Заземляюсь… Разряжаюсь…
Чужие ворсинки не прилипнут больше ко мне, как к пластиковой расческе. Не пристанет теперь синтетическая юбка к ногам, не стеснит шага…
Бледно синие искры в надежных руках Земли. Возвращаю свой долг… Возвращаюсь… Вращаюсь… Заземляюсь… Разряжаюсь…
Корни медленно, пунктирно пьют свет, подаренный Землей.
Пустить корни. Оживить уснувшую память. Легко и непринужденно. Все направления открыты.
Я наэлектризовалась, как молния… Хватаюсь за металлические стержни-громоотводы. Не видно тропинки, просто земля под ногами. Земля под ногами – вот и заземляюсь.
Обряд. Наряд. Разряд.
Бирюзовый камень
Я большой бирюзовый камень. Я лежу на берегу хрустальной, шумной реки. Мою спину ласкает Солнце. Ветер поет мне песни о высоких деревьях. Мои плечи – отдых для птиц. Ящерки на моем животе впитывают раскаленные капли зноя…
Иногда на земле у моих ног вырастают лужицы. Там любят играть неугомонные скользкие существа… И тогда я понимаю: пришла Весна…
В это время ветер особенно безумен. Я не разбираю его слов, но его аромат тревожит меня…
Часть 2. Четыре дома
Модернисты
Иногда мне кажется, что меня нарисовал какой-нибудь художник… модернист.
Например, Густав Климт… Мои мысли – оранжевые с синим прямоугольники – точно его работа: яркий контраст и размытые края.
Бывает, подходит какой-нибудь человек и говорит: "Вы мне напоминаете одну давнюю знакомую – первую жену… бывшую любовь…" Я не обижаюсь. Это нормально, если мое лицо и непринужденность моих поз задуманы специально самим Клодом Моне, как образ собирательный.