Или:
– Что, простите?
Это сразу выдавало человека нерешительного, так называемого «лоха», и тогда мог начаться такой процесс, как этого самого лоха так называемый «гон». Лоха в этом случае гнали, то есть сопровождали через весь район, подгоняя пинками, подзатыльниками, плевками, обидными словами, тем самым провоцируя на драку. Если драка случалась, она, как правило, была скоротечной, после нее компания получала свой адреналин, а лох, если у него хватало ума не геройствовать, получал нетяжкие телесные повреждения и отправлялся восвояси. Если же драки добиться так и не удавалось, лоха провожали прямо до самого дома, где и грабили в подъезде под дверями собственной квартиры.
Правда, бывали случаи, когда, после фразы: «Что, простите?», человек лез в карман, и давал прикурить особо изголодавшимся прямо из «Люгера».
Можно было, конечно, сделать что-нибудь неожиданное, начисто порвав, таким образом, шаблон у нападавших и поломав все правила игры.
Например, с криком «Атас, менты!» ринутся в ближайшие кусты.
Или ринутся в кусты, предварительно испугав противников криком: «Ваши документы, быстро!», или «Стой! Ни с места! Стрелять буду!». Правда, так поступать следовало, если не планируешь появляться в этом районе, по крайней мере, ближайших лет пять.
И вот, как-то раз, один юноша оказался ночью на улице в чужом районе. Юноша этот был рослый и плечистый, и почти все, кто его знал, знали его по кличке «Лютый». Настроение у Лютого нынче было паршивое, он долго бродил по городу, уже стемнело, и он забрел достаточно далеко. Район был для него незнакомый, но Лютый был таким человеком, который никого и ничего в жизни не боялся. То есть, почти никого…
Папа Лютого был единственным человеком, которого Лютый страшился по-настоящему. Он работал в очень серьезной организации и был человеком весьма своеобразным и решительным. Кроме того, он в одиночку воспитал и вырастил сына. Мать свою Лютый не помнил и ничего о ней знал. Папа почти никогда не говорил о ней, а когда все же заходила речь, он слегка приобнимал Лютого за плечи и говорил:
– Когда вырастешь, ты все поймешь, сын…
Сына своего он так и называл: «Сын».
При разговоре с другими Лютый называл своего папу: «Папа». Никаких там «предков», «отцов», «стариков», «батянь» и тому подобного, Только «Папа». При чем с явным пиететом, что в письменной речи может быть передано, как Папа с большой буквы.
Когда Папа смотрел в упор своими бесцветными, ничего не выражающими глазами, Лютый чувствовал, как у него по спине ползут мурашки.
