Давно ли начался этот концерт, мне было неизвестно, я даже бровью не повел. Во мне не нашлось места для злости и тревоги. Расстегнув штаны, я стал мочиться на жену, стараясь попасть в ухо. Моя дорогая задергалась, но как-то вяло, словно поддавалась мне. Закончив, я решил помыть руки, но открыв кран, вспомнил, что перед уходом перекрыл стояк. В кармане куртки я нащупал комок билетов и отправился на поиски чего-нибудь, чтобы запить. От воспоминаний о вчерашнем портвейне к горлу подступила тошнота, но вода или чай – фи, слишком просто. Наткнувшись в коридоре на нескончаемую бутылку виски, я расценил находку, как знак, и решил, что именно этим напитком буду запивать билеты на трамвай собственного счастья. Сидя на стиральной машине, я откусывал от рулона по одному билетику и жевал, запивая теплым шотландским вискарем. Жена и любовник смотрели на меня с еще большим недоумением, чем кондукторша.
В наказание за попытку достучаться до внешнего мира, я решил повременить с включением воды и заставить их попотеть до вечера. Мне же за это время требовалось решить задачу с сигнализацией и найти какой-нибудь способ держать этих двоих под неустанным контролем.
– Я придумал вам новые имена. Ты будешь Дружок, а ты – Злюка, потому что ты… – я отхлебнул еще немного виски и причмокнул, – потому, что ты меня бесишь. Дружок, будешь виски?
Просунув трубочку в горло подставленной бутылки, любовник моей жены собрал со дна весь оставшийся напиток.
– А тебе, Злюка, я ничего не дам. Ты себя вела – плохо.
Под жалобный рев жены, я вышел и выключил свет. Если вы еще не заметили, я специально противопоставляю этих двоих друг другу. Дружок уже курит и пьет из моих рук, в то время как жена, она же Злюка, получает в лицо порции теплой мочи. Каждый из них виноват по-своему, но их основная вина заключается именно в том, что они сделали из меня того, кем я стал впоследствии. Кем я являюсь сейчас. Во мне живут тысячи, если не миллионы бесконечно разных и противоречивых личностей. Стоит мне найти общий язык с одним, как я тут же теряю контроль над другими, а они начинают протестовать и требуют равноправия. Сотни голосов беснуются в моей голове. Я падаю на колени, плачу по ночам и прошу их замолчать, оставить меня, если не в покое, то хотя бы просто не вмешиваться в мой шаткий быт. Лишь в одном эти голоса остаются схожи и настойчивы, все они требуют внимания и соблюдения норм. Но именно эти нормы и были уничтожены в тот вечер. Их попрали жена и её гребаный любовник. Они! они своими грязными переплетенными ногами растоптали то, что я когда-то считал душой, во всяком случае, отождествлял с ней. Под душой я подразумеваю незримую прослойку, проще говоря, фильтр между внутренним и внешним миром. Если я вру, краду (да, я иногда краду), обманываю, предаюсь разврату, злюсь, ругаюсь, мочусь на жену, или делаю еще что-либо
