– А Катька-то сифачка, – словно услышав его мысли, радостно завизжал Кислов.
– Заткнись, дебил, – резко сказал Тихонов и грозно посмотрел на него.
– Да ты чё, Тихон… Я так…
Катя не оценила заступничества, покраснев, она вылезла из-за парты и торопливо вышла из класса.
– Как же я мог в неё попасть, – тоскливо пробормотал Тихонов, собирая рюкзак.
– Думаю, это ты специально! – вдруг сказал ему Денисов. – Можно сказать, так ты выразил своё желание совершить с ней половой акт…
– Ты чего несёшь?
– Ну, помнишь, нам на биологии рассказывали про психоанализ и подавленные сексуальные влечения? Вот.
Бубнов и Батонов, два друга, зажали в углу Стёпу Василькова.
– Попался, жирный! – кричали они со злорадным смехом. – Сейчас мы тебе сифню за шиворот запихаем!
На самом деле он не был жирным, скорее, полноватым. С красным лицом, растерянно улыбаясь, он сидел покорно на стуле и смотрел затравленно по сторонам, пока эти двое засовывали ему под одежду вонючую тряпку.
– Держите его! – это подошёл Рыбенко. – Есть ещё одно важное дело.
Он убрал волосы со лба Василькова и аккуратно вывел маркером: «ЖЁПА».
– Свободен теперь, гуляй!
– Стойте! – возмутился Тихонов. – Да что же вы?
– А что? – удивились трое. – Он же сифак.
– Дайте сюда маркер, грамотеи! Розенталь на вас глядя, в гробу перевернулся.
Выхватив маркер из рук Рыбенко, он зачеркнул букву «Ё» и написал «О».
– Вот теперь порядок!
Васильков, почувствовав, что свободен, побежал в туалет отмывать лоб перед следующим уроком.
– Ну-ну, долго мыть будет, – ухмыльнулся Рыбенко. – Маркер-то перманентный.
В класс вошла Евдолина Парисовна, преподаватель биологии. Она была очень стара и, похоже, плохо видела и слышала. Но Тихонов её уважал – за добрый нрав и интересные уроки. В ней сохранилось что-то старорежимное, ещё из позапрошлого века. Аристократический облик, прямая осанка, сдержанный голос. С ней нельзя было не считаться, одним своим видом она внушала почтение. С учениками Евдолина Парисовна держала себя всегда ровно, никого не выделяя и никогда не переходя на личности.
Тихонов сегодня выбрал место позади Кислова. Ради этого ему пришлось сесть рядом с Рыбенко. Перед самым началом урока он высыпал полпачки канцелярских кнопок на сидение Кислова, и ждал теперь, когда тот сядет, чтобы насладиться местью за поруганную честь Гришиной.
Кислов сел, как ни в чём не бывало, ничего не заметив и, похоже, ничего не почувствовав. Рыбенко, который всё это видел, вытаращил глаза в изумлении.
