– Кажись, приехали! – журналист обратил внимание редактора на первый признак пребывания человека за последние пару часов. В ельнике, сжавшем колею с обеих сторон, начали появляться скульптуры. Двухметровые деревянные кони высовывали грубо сделанные морды из вечнозеленых лап тайги, сверкая в лучах фар круглыми глазами, выполненными в виде спиралей. Каждая фигура обладала немного иными пропорциями, будто художник не имел четкого плана, но предался экспериментам, а потом все получившееся счел достаточно удачным для демонстрации. Казалось, в ельник забрался табун небесного хана, да так и остался, тыкаясь любопытными носами во всех приезжих. О милитаристском прошлом села (еще не видимого, но уже ощущаемого), кони напоминали своим зеленым окрасом, правда, уже порядком облупившемся. Шоплен наконец распознал коней и охренел. По-другому назвать его состояние было невозможно – ядреная смесь из крайнего удивления, экзистенциального неверия, смутных опасений и подозрений себя в легкой форме психических расстройств в русском языке определяется именно этим словом. Пока редактор проживал глубокое чувство, Зойдль вторично произвел сложные манипуляции пальцами правой руки, указывая на выскочившие из леса заборы, дома и все прочее, составлявшее село Малый Табат. Они затормозили у двухэтажного каменного сельсовета и посмотрели на часы. Было немного за 10 утра, так что кто-то должен был находиться в присутствии. Искать самого художника в такую рань без посредства администрации представлялось утопией, граничащей с безумием.
Шоплен и Зойдль бодро выскочили из автомобиля, поежившись от холода, и закурили. Где-то простуженно завопил петух, лениво гавкнули собаки. По дворам не было видно ни единой души. Шоплен, потягиваясь, бодро взошел на крыльцо сельсовета и с удивлением обнаружил, что он работает. Через стекло в кабинете на первом этаже проглядывала включенная лампа. Как правило, по выходным в сельсоветах не было никого, кроме сторожа. Редко когда на дверь вешали бумажку с телефонами ответственных персонажей, которых можно было вызвонить по срочной надобности. Тут подал голос окончательно проснувшийся Зойдль.
– Смотрите, товарищ Шоплен, вы тут документы в машине забыли! – напитавшийся морозным духом молодой журналист выдал формулировку обращения к руководству многолетней давности, умудрившись даже скопировать характерную интонацию в слове “товарищ”.
Шоплен подошел и взял из рук Зойдля голубой конверт. Он точно помнил, что все бумаги остались в редакции, но неделя была тяжелой, так что кое-что могло завалиться. Это было плохо. Нахмуренный и немного озадаченный, Шоплен вскрыл документ. На бумаге с коронованными двухголовыми орлами по краям было напечатано следующее:
