– Не отвлекайся. Ты уходишь в сторону.
– Это не сторона, это изгиб витка. Смотри…
Если бы кузнец знал, что его мысль и чувства так сильно влияют на предметы, он бы, наверное, стал шаманом. Фокус в том, что любой кузнец таковым является, но далеко не каждый знает об этом. Мастер, создавший этот нож, не углублялся в тонкости восприятия мира, а просто делал изделие на фестивальную ярмарку. И кто бы ему сказал, что отраженный в лезвии свет его любви притянул взгляд человека, который бросил на стол передо мной нож, вырезавший не одну спираль в ткани бытия? Точно не я. Возможно, когда-нибудь он сподобится сам или кто-то другой обронит несколько слов ему вслед. Сейчас это уже не важно.
Нож был замечен, куплен и оказался на бедре у моего гостя. Всего через несколько месяцев он впервые вкусил крови, вскрыв горло жертвенного животного. Наверное, ему было тяжело – смерть накладывает отпечаток на все, чего касается, и тот, кто идет по спирали должен это знать. Нельзя говорить с мертвыми и не платить за это цену. Нельзя приносить жертвы и думать, что их страдание не коснулось тебя и твоей судьбы. В конце концов, нельзя идти по спирали с оглядкой по сторонам в ожидании помощи или поддержки. Мы одиноки в своем странствии, как бы не искали тепла. Мы, люди, всего лишь прах и пыль в бесконечном одиночестве Вселенной, намотанной, как церемониальные ленты, на рога Великого Быка. Мы – эхо, у которого нет никого, кроме нас и нашего разума. Что тут еще можно сказать? Нож не просил такой судьбы, он не хотел стать частью спирали, но в итоге нашел в этом свою малую радость.
Кровь, слишком поздно счищенная с его лезвия, оставила пятна ржавчины на серебристом теле, а кости и ветки иззубрили его кромку. Острие и вовсе отломилось, заточенное под круг на каком-то безымянном камне. И все же, все же. Его дух остался так же силен, как был в те дни, когда он улыбался июльскому солнцу на прилавке, молодой и еще ничего не знавший о мире и его изнаночной стороне. Нож смог пережить все, что творили с ним руки этого человека. И что он творил с помощью этих рук. Простаки называют такие дела колдовством или магией, а человек говорил лишь о движении по спирали. К чему, куда, зачем – нож никогда не знал, но все же резонировал в ответ на гортанные крики своего хозяина. Нет, скорее соратника и друга. Так чувствовал нож, а было ли дело хозяину до него – сказать тяжело.
– Хе-хе. Ты смотри-ка, почти все верно рассказал. Только тут возникает вопрос – зачем тогда идти по спирали, если тебе от этого один убыток и страдания? Что, хозяин ножа мазохист или, скажем, идеалист какой-нибудь? Фанатик? А?
