– …А у вас, Жиголо, произошла утрата чувств, отчуждение от собственного «Я». Вы потеряли грань между своей личностью и окружающим миром, – переключился Психолог на лысое существо. – Вы вытеснили болезненные воспоминания из своей памяти. Но вам стоит только вспомнить безразличие своей матери, вспомнить, что она позволяла с вами вытворять, и вы сможете наладить своё настоящее. Ваши навязчивые страшные сны являются ключиками к разгадке… – низким полушёпотом произнёс он, создавая атмосферу триллера. Или детектива. Или ужасов.
– …Сальери, вы утверждаете, что ваши мысли хотят отнять и вложить в голову чужие… – повернулся к писателю Психолог.
– …Анубис! – развёл он руками, словно показывал размер крокодила. – Внутри вас постоянно идёт ожесточённая драка. Вы слышите голос, отдающий приказы. Вас атакует импульсивные желания убивать. Вы противитесь ему, у вас разгорается борьба мотивов. После содеянного вы корите и обвиняете себя, уважаемый Бог смерти, ведь так?.. – вскинул свой продавленный подбородок наглый нарцисс.
– …Мама! Несчастный, как случай, Мама! – жалостливо склонил голову он. – Олигофрения в умеренной степени тяжести… – остановился Психолог, считая, что диагноз говорит сам за себя, и потому не стоит продолжать.
– …А у вас, дорогой Пустыня, попросту говоря, шизофрения. Что ж, мои друзья, увидимся с вами через несколько дней, – попрощался Психолог, после того как что-то записал в толстенную книгу.
Уйдя, он оставил уйму вопросов, повешенных в воздухе, и даже Сальери не мог до них дотянуться. Всё произошло так внезапно, что шок пулей врезался в полосу напудренного лба.
– Это определённо заговорщик, – вслух решил Калигула, постепенно возвращая трость в вертикальное положение и расслабляя мышцы.
И близок страшный жар геенского костра
– Поль Верлен
А у вас, дорогой Пустыня, попросту говоря, шизофрения. Даже в интонации чувствовалось, с какой тяжестью упала точка. Ошарашенный гитарист не мог принять эту информацию, чтобы познакомиться с ней. Принять её означало подтвердить наличие болезни. Но ведь Пустыня не псих – он адекватный. Он нормально общается с людьми, у него нет слуховых галлюцинаций.
Парень неоднократно прокручивал в памяти вердикт неправильного врача. Как такое вообще возможно? Как этот незнакомец проник в их квартиру? И откуда он узнал их клубные прозвища? Почему Пустыня не помнит ни одной с ним встречи? Если бы его слова были правдивыми, то Пустыня наверняка бы помнил беседы с докторами, визиты в больницу, обследования, но ничего подобного в его голове не хранилось. Пазлы не складывались. Муть и противоречия затапливали сознание.
